Второй шанс для человечества

Блин горелый, так мы, получается, пацанов пятнадцати-шестнадцати лет завалили. Ну, ёперный бабай…

И без того хреновое настроение стало вовсе… гм… В общем, тоже на букву «Х», но не подумайте, что «хорошее». Если быть честными, то нам просто повезло. С взрослыми индейскими воинами у нас шансов было бы как бы ни меньше, чем при сбросе «ядрёнбатона» прямо нам на головы: мистер Годдард умел работать саблей ничуть не лучше меня в «прошлой жизни», то есть, уровень клуба исторического фехтования, а про Сару-Энн я вообще помолчу. До сих пор пальцы не чувствую — ружьё при ударе попросту вывернулось из беленьких ухоженных ручек. Мои бы ей лапы — с зажившим переломом, со следами давних царапин, порезов, ожогов от искр металла и шершавыми от работы с оружием ладонями… С другой стороны — мы прибили малолеток. Конечно, эти малолетки (что услужливо подсказала память Сары-Энн) наверняка шли за скальпами белых людей, дабы отличиться перед своим вождём. А расставаться со скальпом не желали ни я, ни донорша. Тут уже а ля гер ком а ля гер: или они меня, или я их… «Жестокий мир, жестокие сердца». Оно самое.

Минута слабости прошла, слава Богу, что в окрестностях нашей стоянки не оказалось ещё одного индейца. В тот момент нас смог бы прирезать даже десятилетний сопляк.

Опомнившись, мы принялись молча осматривать трупы на предмет трофеев. В нашем положении хорошее оружие могло оказаться подспорьем. Увы, наличием действительно хорошего оружия убитые нами индейцы похвастать не могли. Ножи хреновые. Тщательно отточенные, но из такого говённого железа… Кто салагам хороший ножик доверит? Топорики тоже годились разве что в коллекцию любителей экзотики, не более: кремнёвые лезвия, хитро закреплённые ремешками и сухожилиями в расщеплённой палке. Здравствуй, каменный век… Ремешки и прочие верёвочки не в счёт, равно как и кожаные мешочки с какими-то травками. Лекарства, что ли? На всякий случай приватизируем…

Тихий жалобный мяв я услышала только потому, что с той стороны дунул ветерок. Сразу же вернулась мысль о кошках, переживших…э-э-э…перемещение гораздо успешнее нас.

— Толик, слышишь?

— Слышу, — Толик, выпрямившись, положил ладонь на рукоять заткнутого за пояс пистоля.

Шпана?

— Шпана. Машка орёт громче. Сходить?

— Я тебе схожу! Давно никто на тебя с топором не набрасывался?

— Если бы тут кто-то ещё был, — я кивнула на убитого индейца, — он бы уже на выстрелы примчался.

Звук повторился, на этот раз чуточку громче.

— Тут близко! — пискнула я и, не дожидаясь одобряма, ринулась вверх по склону. Вслед мне понеслись междометия, коими Толик обычно заменял непечатные словеса.

Тут действительно было близко. Метров с полсотни. Но попробуйте преодолеть эти метры в длинной юбке, да вверх, да сквозь кусты — я посмотрю, какими словами вы прокомментируете своё восхождение. Я — молчала. Ругалась мысленно, но от души. Не стоит привлекать к себе внимание потенциального противника. А вдруг я ошиблась, и здесь в кустах ещё парочка краснокожих воинов засела? Младшие братья убитых нами, жаждущие мести? Проверять это почему-то сильно не хотелось. Потому я постаралась как можно быстрее определить, откуда доносится кошачий призыв. А мяв доносится во-он от того куста… Что это? Блин, фонарика нет. Даже мобилы нет, чтобы подсветить. Кажется, кожаный мешок. Перетянутый ремешком в горловине и привязанный к толстой ветке. Шевелится. Мяучит.

— Шпана! — наугад позвала я. — Шпануська!

Мешок в ответ буквально запрыгал по земле, а жалобное мяуканье сделался истерично-радостным. Шпанка! Узнала! Перехватив ремешок ножом, я тут же сдёрнула с места и рванула назад, к костру. Лучше там кошку освобождать, чем здесь, в темнотище. Кажется, порвала подол, ну да фиг с ним. Главное, что уже через пару минут мы с Толиком разрезали крепкие ремешки и выпустили на свободу нашу сибирячку… Незнакомые лица и запахи сперва перепугали бедную кошку ещё больше, но она всё же нас узнала. По интонациям, что ли? Надо было видеть последовавшие за этим пять минут. Мы были облизаны и обтёрты пушистыми боками со всех сторон, а также заставлены чесать ещё более пушистое брюшко. Бедная зверюшка, невесть сколько просидевшая в кожаном мешке, даже на консервы внимания не обратила. И только потом, дрожа и давясь, прихватилась за еду, будто голодала не меньше недели. Честное слово, мы даже забыли о трупах индейцев, которые после обыска оттащили под ближайший куст.

Не успела наша пушистая хоть немного утолить голод, как с юга показался огонёк.

— Люди, — сказала я, не зная, радоваться мне, или нет.

— Если это испанцы, — проговорил Толик, доставая разряженный во время стычки с индейцами пистоль, — то встретят нас без большой радости. Я бы даже сказал — приём может оказаться слишком горячим… Держи.