Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ)

Наблюдая за этим, Стася стояла, точно парализованная. Дышала и то через раз, немея от ужаса. А когда Ян принялся покрывать порывистыми поцелуями ее лицо, волосы, шею, ее кинуло в сильнейшую дрожь.

Впрочем, Кострова колотило ничуть не меньше. Уткнувшись носом в ее макушку и опаляя кожу головы своим горячим дыханием, он прошептал:

— Я не в силах изменить прошлое. Не в силах.

Это был ответ. Его чертов ответ. Честный и беспощадный. Выбивающий землю из-под ног и воздух из легких. Часто-часто задышав, дабы остановить зарождающуюся истерику, Стася гневно выплюнула срывающимся голосом:

— Так хотя бы не вороши его!

Что есть мочи, она оттолкнула Яна от себя.

Очертя голову, кинулась к спасительному выходу.

Но застыла, услышав тихое:

— Прости меня. Прости за боль.

— Я пыталась, — ответила, медленно обернувшись. — Не выходит. У меня не…

Она резко замолчала, заметив кое-что на стене. Кое-что, чего до этой самой секунды в упор не замечала. Прямо над диваном висела красивая фоторамка. Но вместо фотографии по стеклом красовалась записка. Потрепанная. Измятая. И смутно знакомая. Приглядевшись внимательно и узнав свой почерк, Стася буквально остолбенела. Внутри что-то оборвалось, надломилось от этого открытия, когда она признала ее окончательно:

«Записка! Моя прощальная записка! За каким чертом он… хранит ее?»

Содержание, насквозь пропитанное отчаянием и болью, гласило:

«Это конец. Я никогда тебя не прощу! Ты убил меня своим предательством. Я умерла. Прежней Стаси больше нет. Та, в кого ты меня превратил, ненавидит тебя всей душой. Всем сердцем. Ты мне противен. И как человек, и как мужчина. Не ищи меня! Не вынуждай переезжать с места на место, играя с тобой в кошки-мышки. В этом нет смысла. Я все равно не вернусь к тебе. Даже под дулом пистолета! Я скорее под забором сдохну, или же в вонючем наркопритоне! На развод подам сама. На твое имущество не претендую. Об одном прошу… не заявляй на ребят! Они ни в чем не виноваты. Они всего лишь… моя семья. И защищали меня так, как умеют! Прощай, и будь счастлив со своей заразной шмарой. Впрочем, нет. Не заслужил! Надеюсь, однажды ты сдохнешь от сифилиса, чертов ублюдок!»

Это стало последней каплей в чаше ее самообладания. В глазах предательски защипало. В груди заныло. Из горла вырвалось хриплое и надрывное:

— Да ты издеваешься! Какого черта, Ян? Выкинь это немедленно!

На что Костров лишь обессиленно прислонился спиной к стене.

— Нет, — отозвался коротко.

— Что значит, нет?

— То и значит.

Не чувствуя земли под ногами, Стася ринулась прямиком к записке, намереваясь уничтожить ту во что бы то ни стало. Но Ян преградил ей путь.

— Не вздумай. Она будет висеть там, где висит.

— Ошибаешься, — прошипела Стася, игнорируя его предостережение.

Напрасно. Почти в то же мгновение Ян подхватил ее на руки и опрокинул на диван, угрожающе нависая сверху. Вынуждая изумленно охнуть и замереть под его острым одичавшим взглядом. Судорожно всхлипнув, Стася спросила:

— Зачем? Зачем ты ее хранишь?

— Это все, что осталось у меня… от тебя, — пояснил Ян голосом, ввергающим в трепет. — Твой крик о помощи. Твое последнее… признание в любви.

Глава 38

Остро отреагировав на слова Яна, Стася истерически захохотала, пряча лицо в ладонях. Она ничего не могла с собой поделать. Оказалась заложницей своих же чувств. Эмоции брали над ней верх. Подавляли волю. Вырывались наружу. Ей плакать хотелось — навзрыд. Орать хотелось — истошно, до хрипоты. А еще, пожалеть себя очень сильно хотелось. Однако позволить себе такой беспечности при этом предателе было для нее непозволительной роскошью. Оставалось только смеяться. Громко. Заливисто. Взахлеб.

До слез, которые стекали из уголков глаз от смеха. Исключительно от смеха!

Это продолжалось несколько минут. Напряженных и бесконечно долгих.

Наконец, каким-то чудом восстановив порушенный самоконтроль, Стася замолчала. Только тогда и поняла, что находится в комнате совсем одна.

Приняв сидячее положение и оглядевшись, она подтвердила свои догадки.