Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ)

Заскользил пальцами вдоль стремительно влажнеющих складок, умело стимулируя самые чувствительные точки. Стася задохнулась от ощущений. От запредельного удовольствия, которое он ей сейчас дарил. Вести себя тихо, удавалось Стасе с большим трудом. Но все же удавалось. Сложнее всего было не шуметь во время оргазма. Острого. Мощного. Приближающегося.

Однако, кончить ей Ян не позволил. Хищно оскалившись, отстранился.

— Нет! — возмутилась было Стася.

Но Ян невозмутимо заявил:

— Вот теперь все справедливо. Теперь и ты будешь… ждать.

— Чего?

— Ночи, малышка. Глубокой ночи.

Костров позволил ей отдышаться, прежде чем схватил за руку и повел вниз.

Туда, где их уже поджидали. Войдя в гостиную, Стася прослезилась от представшей взору картины. Настюша — нарядная, счастливая, резвилась со своими бабушками и дедушкой. Те, в свою очередь, поддерживали между собой непринужденную дружескую беседу. Первым их с Яном заметил Сергей Алексеевич. Вскочив, неожиданно прытко для человека его возраста, он кинулся обнимать Стасю. Еще и приговаривал, смеясь:

— А вот и наша дочка! А вот и наша красавица!

— Добро пожаловать, Сергей Алексеевич! — она чмокнула его в щеку и направилась прямиком к Галине Петровне. Женщина с готовностью приняла ее в свои объятия. А Стася невольно вспомнила тот день, когда они с Яном повезли к ним Настю, чтобы правду о ее рождении рассказать.

Но Костровы, как оказалось, в этой правде совсем не нуждались. Галина Петровна лишь глаза закатила, и заявила тоном директрисы детского дома:

— Мы знаем, Стася. Мы знаем. По твоей реакции догадались. Но это не имеет для нас никакого значения. Настюша — в любом случае наша внучка.

И за одни лишь эти слова Стася готова была носить их на руках.

— До чего же у вас уютно стало, милая! — улыбнулась Галина Петровна, отстраняясь. — До чего красиво и стильно! Я уже молчу про стол, который от вкуснейших блюд ломится! Ты не перестаешь меня восхищать!

— Спасибо, — смутилась Стася. — Но это не только моя заслуга. Все мы очень старались. И Настюша, и Ульяна Семеновна, и Ян.

— И это правильно! — ударил себя по колену Сергей Алексеевич. — Семья — один большущий сложный механизм. И каждый ее член, как шестеренка. Одна заржавеет — и вся слаженная работа остановится. Ценить нужно друг друга. Беречь. Поддерживать. Заботиться о… каждой шестеренке. И тогда…

— Мы поняли, бать! — остановил его Ян, разливая шампанское по бокалам. — Будем стараться. И пока президент толкает свою ежегодную речь, а вся страна ждет боя курантов, я хочу… поблагодарить вас. Поблагодарить за то, что однажды вы… все же не удочерили эту строптивую девчонку!

— Эй! — Стася тихонько ударила его по плечу. — Вообще-то, я была бы очень рада, если бы твои родители и меня…

— Ты в своем уме? — театрально схватился за сердце Ян. — Как бы я потом смог на тебе жениться? На сестре?

— Никак…

— Вот именно, — Ян притянул ее к себе за талию. — И я рехнулся бы, разрываясь между «хочу», «можно» и «нельзя». Ведь… в любом случае влюбился бы в тебя. С первого взгляда, и на всю жизнь. Это было неизбежно.

— Ладно, — рассмеялась Стася, будучи вынуждена это принять. Затем в шутливой форме обратилась к его родителям. — Спасибо, что не удочерили меня. А то ведь… я бы тоже не смогла не влюбиться в него.

— Это судьба, дети! — подняла бокал Ульяна Семеновна. — Судьба!

— За семью! — поддержал ее Сергей Алексеевич.

— И за меня? — не осталась в стороне Настюша, вынуждая всех присутствующих рассмеяться от ее детской беспечности.

— И за тебя! — Ян подхватил малышку на руки почти под бой курантов. Начался обратный отсчет. Пришло время всем загадывать желание.