Птицы, кстати говоря, похожие на голубей, не заставляют себя ждать. Они садятся на тропинку и начинают клевать крупу. Вот одна ныряет под ящик, и я резко тяну за верёвку, выдергивая из-под него палочку. Есть!
Становлюсь на колени и просовываю под ящик руку. Птица мечется, но в конце концов я её всё-таки ловлю.
И тут я понимаю, что у меня намечается проблема. Её же надо убить, ощипать и выпотрошить. А я ни разу этого не делала! Когда бабушка в деревне рубила голову курице, я всегда пряталась в доме, а потом несколько дней далеко обходила окровавленный пенёк.
И что мне теперь, с голоду умереть? Я замираю с птицей в руке и думаю, что же мне делать. Но урчание и резь в животе заставляют меня закрыть глаза и свернуть добыче голову.
Вспоминаю, что бабушка ошпаривала тушку курицы кипятком перед тем, как ощипывать, чтобы легче отделялись перья. Но как я растоплю печь без спичек?
Начинаю соображать, чем пользовались для разведения огня древние люди. Трением? Ну, это что-то совсем первобытное. Я даже не знаю, как к этому подступиться.
Наконец, меня осеняет. Огниво! Это такая металлическая пластинка с мелкой насечкой и камешек-кремень. Который должен искрить при ударе о металл. Я видела, как это выглядит, когда водила дочку на экскурсию в краеведческий музей.
Осматриваю полочки на кухне. На одной стоит деревянная шкатулочка, а сверху на ней лежит припорошенный пылью камешек. Я аккуратно сдуваю пыль. Ага, вот и полоска металла рядом. А что в шкатулке? Открываю и обнаруживаю клочки тонких волокон, напоминающих паклю. Ах да, трут! То, что легко воспламеняется от искр.
Теперь надо найти дрова. Так, рядом с печью большая корзина без ручек, и в ней поленья. А печку топить меня бабушка в деревне учила. Сначала надо взять одно полено и расколоть на тонкие лучинки, ведь крупные дрова сразу не загорятся. Но мне повезло, кто-то уже это проделал.
Изрядно намучившись с огнивом и трутом и перемазавшись пылью и сажей, я, наконец, растапливаю печку и ставлю на неё котелок с водой. Пока она греется, подметаю и мою кухню. Ещё выношу на крыльцо посуду, чтобы помыть её во дворе и не разводить сырость в доме. Попутно нахожу множество полезных в хозяйстве вещей.
Потом я ощипываю и потрошу птичку и иду к реке, чтобы вымыться после этого пренеприятнейшего занятия. Бедные наши предки! Им ведь приходилось таким регулярно заниматься! Заодно приношу воду для супа и чая.
Маленький котелок начинает булькать, и из-под крышки распространяется восхитительный запах. Рот наполняется слюной. Я бегу в сад и рву пучок лука. Рублю его ножом на выщербленной деревянной доске, которую я тщательно отдраила с помощью песка, и кидаю в наваристый бульон. Пища богов! Если бы ещё хоть маленький кусочек хлеба…
А хлеб здесь точно должен быть. Потому что я нашла на кухне ручную мельницу с самыми настоящими каменными жерновами.
Я сижу на крыльце и смотрю на лениво проплывающие по небу облака. После более-менее сытного обеда мои мысли точно такие же. Ленивые и медленные.
Наконец, я поднимаюсь и иду отмывать гостиную. Кстати, в неё можно зайти не только через арку из прихожей, но и через дверь из кухни.
Отношу оставшийся в котелке суп в погреб, лаз в который с ведущей вниз винтовой каменной лестницей я нашла, когда мыла на кухне пол. А потом стираю скатерти и покрывала. Когда я заканчиваю с этим, на небе загораются звёзды. Я пью из глиняной кружки свежесваренный яблочный компот и ложусь спать.
Я опять просыпаюсь среди ночи. На этот раз удаётся уловить кое-что из того, что мне приснилось. Узкая улица, серые каменные дома. Стук копыт по булыжной мостовой. Но ведь в моей жизни такого не было! Получается, это не мой сон? Я снова думаю о прежней хозяйке моего тела. Как её звали хотя бы?
С этими мыслями я и засыпаю.
Глава 5
Ощущение страха и безысходности накатывает с такой силой, что я вскидываюсь в своей постели, охваченная ужасом. Похоже, во сне я каким-то образом получила доступ к памяти той девушки. Но как же её всё-таки звали?