Потрясенно глядя на месье Армеля, остановившегося через несколько шагов и недоуменно обернувшегося.
- Что-то не так? - вопросил Гродари.
- Нет, все замечательно, - тихо ответила я.
И поспешила к Заклинателю.
Тогда, десять лет назад, меня отдали магам по первому даже не требованию, а лишь намеку. Но вот я иду рядом с человеком, который заявляет, что не отдаст меня магам, и я по неизвестной мне причине верю ему.
- Вы улыбаетесь, - продолжив путь и не глядя на меня, произнес месье Армель.
- Как вы заметили? - изумленно спросила я.
- Солнце стало сиять ярче, - загадочно ответил Заклинатель.
- Вы невероятны! С вашим ранением все вокруг должно казаться вам серым беспросветным кошмаром, а вы…
- Так и было, - прервал мою отповедь Гродари. - Но теперь, я отчетливо вижу все краски этого мира, и ярко сияющее солнце. Приготовьтесь, мы переместимся, едва окажемся в беседке для влюбленных.
И я снова остановилась. В тот день, да и в этот получается тоже, пока девушки стояли в очереди к двум волшебникам, все прочие волшебники вполне готовы были исполнить гораздо больше желаний, нежели одно. И многие девушки покидали очередь с магами, а последние стремились привести своих жертв в беседку для возлюбленных, где приносили клятвы в самой искренней любви, не гнушаясь при этом применять ментальную магию. Таким образом, выбор месье Армеля был безукоризненно верен – магию среди магии отследить не просто.
- Руку, - требовательно приказал Заклинатель.
Я поторопилась к нему, и вложила дрогнувшие пальцы в его ладонь. От этого прикосновения веяло спокойствием и уверенностью в том, что все будет хорошо. И мы продолжили путь к беседке влюбленных, не снимая капюшонов своих скромных темных плащей.
- Так, разойдитесь, пастух и простушка идут целоваться! - крикнул кто-то, судя по хорошо поставленному голосу и наглым интонациям определенно из магов.
- Ну, девица так себе, а мужик какой-то косой, - добавил еще один.
- Судя по запаху, это не пастух, а мясник. Имеется так же версия, что перед нами пастух, из любви к своей простушке зарезавший лучшую овцу и продавший мясо на рынке, дабы купить возлюбленной побрякушку.
Я уже отвыкла от подобного. В моем присутствии никто и никогда не позволял себе подобных высказываний, и даже тона. Эльтериан неизбежно был вежлив, все остальные почтительны, и лишь один человек позволял себе быть грубым после того, как я стала принцессой - лорд Каенар.
И когда месье Армель, игнорируя смех и издевательские фразы, привел меня в беседку, и развернув, склонился к моим губам, я почему-то посмотрела туда, где десять лет находилась сама - в сторону улицы Роз. Там, за резным столиком небрежно восседали его высочество Эльтериан и герцог Каенар. Но если принц определенно забавлялся, выслушивая очередную просьбу от неловкой девицы, то лорд Каенар почему-то внезапно посмотрел на нас. И вся безмятежность и скука с его лица исчезли, словно сметенные порывом ветра, а взгляд столь черных, что радужки пугающе сливались со зрачком, глаз, нацелился, казалось прямо в мою душу.
- Готова? -тихо спросил Гродари.
А там, на улице Роз, резко поднялся герцог. Столь резко, что стул, на котором он изволил восседать, с грохотом упал на мостовую. И я словно наяву ощутила, как рука в стальной перчатке неумолимо сжимает мой подбородок…
- Они уже не успеют, - прошептал Заклинатель.
И теплые губы накрыли мои.
Мой первый поцелуй в этой жизни, оказался нежным. Приятным, ласковым, успокаивающим, заставляющим ощутить, как ярко светит солнце, сколь много цветов вокруг, и насколько синее сегодня небо.
В той, другой жизни, мой первый поцелуй был абсолютной противоположностью - жестокий, ошеломительный, алчный, иссушающий, пугающий до дрожи в коленях, требовательный. Поцелуй человека, которому не было никакого дела до моих чувств. Поцелуй, который никогда не остался бы лишь поцелуем, не вмешайся принц Эльтериан. Потому что лорд Каенар не спрашивал, и не сомневался - он брал, все что желал, и, когда того желал. И в ту ночь, когда он пожелал меня, служанку его высочества, несущую все еще прикованному к постели принцу чай, его ничего не остановило. Невероятно, мне столько раз после этого было больно, стыдно, и невыносимо, но ту ночь я детально помню вот уже десять лет. Поднос, который вырвали из моих рук и отдали лакею. Жестокую хватку, того, кто был сильнее во всех смыслах. Поцелуй, совсем не невинный, глубокий и требовательный, в котором чужой язык свободно исследует захваченную территорию, воспользовавшись немым воплем жертвы, теряющей надежду на спасение с каждой деталью одежды, срываемой с ее тела.
Вспышка, и сумрак окутавший нас внезапно возникшим посреди яркого солнечного дня серым маревом.
- Ты дрожишь, -произнес Гродари, обнимая меня за талию и прижимая к себе. - Я напугал?