Второй шанс (ЛП)

Вертолет опустил трос. Перед тем, как меня подняли, я извинился перед Ивом за испорченный день. Я покачивался в воздухе, поднимаемый на лебедке. Второй пилот наклонился, чтобы схватить меня, и затащил на борт. В салоне ничего не было слышно от грохота винта. На меня надели кислородную маску.

Мы приземлились на крышу больницы в Гренобле. Меня сразу умчали в анестезионную. Лица наклонились ко мне, и мы поговорили. Человек, должно быть, это был хирург, прервал наши любезности, говоря: «И еще, это срочно!» Это были последние слова, которые я слышал за долгое время.

Позже я узнал, какой трудной была эта операция. Беатрис и мои родители сумели добраться до больницы за несколько часов. Хирург, встретивший их, сказал: «Вероятность выкарабкаться у него всего двадцать процентов».

После операции мое тело отказывалось дышать. Врачи ввели меня в искусственную кому на целый месяц, так что аппарат искусственной вентиляции легких мог делать свою работу беспрепятственно, не будучи отвергнут моим телом.

Беатрис провела целый месяц около моей постели, разговаривая со мной, рассказывая мне истории, немало раздражая хирургов, которые думали, что это все – пустая трата времени. Беатрис не останавливалась ни на мгновение, пока не вытащила меня оттуда. Она позвонила Фреду Шендону, моему боссу, и Андре Гарсиа, моему бывшему боссу и другу. Они перевезли меня в больницу Питье-Сальпетриер в Париже. Там я оставался в течение более чем двух месяцев.

Я пребывал в коме несколько дней после прибытия, потом доктор Виар выбрал способ медицинского вмешательства. Оно включало резкую отмену всех лекарств, которые мне вводили, включая суточные капсулы Имована, которые удерживали меня в коме. Это был сильный шок. Целую неделю у меня была температура сорок градусов, от огромного количества лекарств пострадала печень, но постепенно я вернулся в состояние, близкое к сознательному. Я вернулся на землю под пристальным взглядом Беатрис. Я не помню, что она говорила, только выражение ее глаз.

В последующие недели я пребывал в свободном плавании по воображаемому миру. Беатрис возглавляла целую процессию родственников, которые все потом оказывались в овладевающем мной кошмаре. Мои видения были весьма реалистичны, они затягивали в свой сюжет всё подряд.

*

Вот я в небольшой моторной лодке, причаливающей к берегу. На последнем отрезке я подгребаю вёслами и швартуюсь в противоположном конце своей больничной палаты. Потом слышится оглушительный шум, и меня переносит в кабину реактивного истребителя «Мираж», который ведёт испанский пилот. Позже я узнаю, что социальные службы наняли испанца, чтобы сэкономить на расходах. Задача пилота в том, чтобы пикируя, набрать достаточную скорость и перенести меня через звуковой барьер. Это явно за территорией Франции. Я каждый день сажусь в этот самолёт. Возвращаюсь встряхнувшимся, но отдохнувшим. Наконец, самолёт высаживает меня в Египте, к востоку от Александрии.

Больничный санитар берёт меня в загородную поездку. Отвозит меня в кафе, похожее на средневековую таверну. Это большое пространство, отделанное деревянными панелями и обустроенное как многоэтажный универмаг. Там толпы людей. Одни едят китайскую пищу, другие принимают турецкую баню. Прочие, вроде меня, лежат в замкнутом пространстве. Кто-то передаёт нам кальян.

Санитар катит меня в отделанную белым кафелем баню. Над моей головой свистят струи пара. Я пытаюсь приподняться на локтях, но чувствую, что соскальзываю к водосливу в центре помещения. Санитар от меня просто избавился. Я кричу, чтобы меня туда не затянуло, но тщетно.

*

Миражи, иллюзии, фантомы. Когда я открыл глаза, у меня больше не было тела.

*

Здесь моя младшая сестра Александра. Ее что-то страшит – она сбивчиво говорит о чем-то и бледна как полотно. Она уже собирается уходить, когда врывается ее друг Лео с толпой наркоманов. Они смертельно ранят медсестру, набрасываются на аптечку и уходят, прихватив шприцы и лекарства. Скрип каблуков, и все исчезают. Должно быть, мне это приснилось, но на следующий день я слышу по радио о том, что полицейские окружили группу головорезов, которые танцевали и кричали вокруг молодой женщины, заколотой ножом в спину. Они не могут достать дозу для жертвы. «Это Александра!» – кричу я.

Кузен Нун приходил навестить меня каждый день моего заточения. Он, как обычно, рассказывал веселые истории, так что я надрывался от смеха. За ним следовал мой брат-близнец Ален. Щелкнув каблуками, он нагибался над моей кроватью, отдавал военный салют и говорил: «Выше нос, бра-т-тец!» Потом он выпрямлялся и возвращался в свое обычное глухонемое состояние, непоколебимо застыв по стойке смирно. В конце концов, появлялась Беатрис. «Разойдись!» Теплота в ее взгляде говорила мне, что я еще жив. Она дотрагивалась до меня. Она была единственной, кто нагибался, чтобы поцеловать меня, куда только могла дотянуться.

*