Я решил вернуться в Крест-Волан[49], найти место крушения, и, если так можно сказать, попытаться снова взлететь оттуда в своем кресле. Словно ребенок, да, я знаю. Но моими настоящими друзьями были сумасшедшие, невероятные парни на крыльях, которые Беа никогда не нравились. Их переполняло чувство вины, и я хотел помочь им. Я хотел поймать ветер, который поднял бы меня на три-четыре километра вверх. Я громко прокричал бы своей жене, там, наверху, как иногда, по ночам. Среди великолепных видов гор, я бы приблизился к ней. Иногда меня посещало смутное желание присоединиться к ней, такое же, когда я хотел покинуть ее после аварии. Это было неразумно и несерьёзно.
Мне также понравилась идея Абделя по поводу парного полета, и он внушал всем, готовым его слушать, что это не его идея.
*
Мои друзья сконструировали особое кресло, которое надувалось, когда крыло набирало скорость, и которое смягчило бы мою посадку. Ив, летевший со мной, управлял полетом. Мы решили, что я буду давать ему команды поворотом головы. Если я смотрю влево – повернуть на указанный угол; если я смотрю вниз – тормозить; если вверх – отпустить тормоз. Мы поднимались в воздух трижды. Вся команда вела нас и помогла набрать скорость для взлета. Медленно наклонив голову, я дал Иву сигнал, что необходимо немного притормозить, и мы полетели.
Я по-новому пережил чувство полета, или, по крайней мере, пережила моя голова – остальная часть тела ничего не чувствовала. Мы летели обычным маршрутом. Один раз Ив крикнул на меня из-за того, что я сильно рискую: мы близко подлетели к лесу. Но я знал, что слегка зацепив верхушки деревьев, мы получим достаточно теплого воздуха для полета и сможем взлететь над горами, что находились за несколько сотен метров от нас, увидеть Альбертвильскую долину, опуститься ниже, а затем резко подняться к вершине. Ив сомневался, но я настоял на том, чтобы он следовал моим указаниям. И вдруг мы поймали хороший ветер. Мы поднимались вверх! За пару секунд мы поднялись на сотни метров. Мы кружили над вершиной, делая большие круги. Какой вид! Мы попытались вернуться на прежнюю высоту, но условия не позволяли, поэтому мы нырнули вниз к лесу. Мы летели за птицами, следовали за другими парапланами. Мы могли остаться там навсегда, но Ив намекнул, что пора возвращаться. Мы летели больше полутора часов. Я не чувствовал усталости. Я словно заново родился. Мы обошли последнюю скалу и направились к сельскому домику. Чтобы поставить окончательную точку и сохранить чувство, что мы сделали все возможное, я направил Ива к склону над домиком и попросил выполнить несколько бреющих полетов. Мы спускались зигзагами над склоном, на расстоянии менее трех метров от земли. Как это восхитительно! В лицо нам дул приятный ветерок, и Ив спускался вниз. Но вдруг, не успели мы приземлиться, ветер поменял направление. Нас уносило со скоростью более сорока километров в час. Я не мог помочь ему затормозить; мы ускорялись. Мое лицо пыталось затормозить нас. После того, как нас протянуло по земле около двадцати метров, мы остановились и захохотали, и от этого засмеялись наши друзья, которые к нам присоединились. Мое лицо заливала кровь. Несколько недель меня украшали последствия этого приземления, но невозможно описать, насколько мне стало легче.
Когда я возвратился в Париж, я сказал кое-что о своем приключении. Кроме Летиции никто не подозревал о моей безответственности.
Корсиканская душа
Я был на Корсике, когда прошло лишь несколько месяцев после смерти Беатрис, в башне, окруженной горами, месте, которое она особенно любила. Ставни на окнах в моей спальне были закрыты. Я почувствовал, как во мне сгущаются тени. Днем ранее я попытался надиктовать свои мысли на магнитофон, но пленка почему-то осталась чистой. За моими солнцезащитными очками собрались слезы усталости, грусти и смирения.