Второй шанс (ЛП)

– Летом, – сказал он, – почти две сотни тысяч марокканцев возвращаются сюда из-за границы в своих прекрасных БМВ или мерседесах с кучей налички. В это время все эти кафе делают невероятные деньги.

Я прямо чувствовал, как он пересчитывает свою пачку банкнот.

Нам четыре раза предоставлялась возможность вернуться в Саидью и познакомиться с ее великим Вали, местным представителем правительства, с ее боссами и банкирами ради различных деловых предприятий, но, прежде всего, ради прекрасной девушки за стойкой нашего отеля. Амаль, так ее звали, стала женой Абделя. Сейчас у них трое детей.

Но в тот раз мы вернулись в Марракеш, где провели зимние месяцы.

*

Клара,

моя боль иммигрировала в этот прекрасный город. Я выжил с помощью курения, дрейфуя по времени и своему разуму со своим нежеланным телом. Струйки дыма гашиша унесли с собой все мои чувства потери и пустоты.

В саду пальмы кротко склонялись под мягким зимним бризом. Воздух был прозрачен и свеж, было так чудесно вдыхать его своими ослабленными легкими. В какой-то момент в моей обуглившейся памяти появился луч света. Я долго смотрел на пустыню и дюны, пока через мое тело не пробежала дрожь, как будто зыбь на песке, а потом я снова погрузился в оцепенение.

Я с удобством устроился на террасе кафе, все вокруг расплывается. Иногда перед моими глазами темнеет, я как будто ухожу в другой мир на несколько мгновений, и когда я вхожу туда, я вижу лицо. Прекрасные юные женщины проходят мимо меня, удивленные и немного обеспокоенные. Я пытаюсь остановить их с улыбкой. Ты среди них, я улыбаюсь и тебе тоже. Я позволяю себе дрейфовать по течению. Реальность здесь не имеет плотности, это чудесно. Всё неоднозначно, здесь нет чувства времени. Пространство сжимается, настоящее расширяется, все ритмы, и внешние, и внутренние, сливаются в один. Беспорядок пьянит. Мы встречаемся в облаках, я дремлю под лучами солнца. Я не могу сказать, что происходит одновременно, а что последовательно. Всё лишь приблизительно. Это не сумасшествие. Если это и было чем-то, то просто перекрытием кислорода. По мере того, как давление падает, мои отличительные черты постепенно исчезают. Возможно, такова настоящая свобода. Я больше не существую, поэтому я свободен. Должно быть, лимб – как раз такое состояние, когда отсутствует всё.

Розовый город

Женщина из Марракеша рассеянно похлопала по бедру иностранца. Она выглядела печальной, затерявшейся в далеких фантазиях. Будут ли эти прекрасные люди испорчены нашим заблудшим обществом? В каждом доме есть свое хитроумное блюдо на гарнир.

Время в Марракеше, казалось, почти не существует, случайные встречи определяли то, чем я буду заниматься. Многие часы были потрачены в раздумьях в тени пальмы, будущее в руках Господа. Нет нужды постоянно хвататься за настоящее, когда оно проносится мимо. Несущественные ежедневные события придавали времени свой ритм. Журавль медленно поднимался в ленивое небо.

*

Мне было интересно, есть ли какой-нибудь способ избавить людей от самых сильных страданий. Что если каждый будет страдать одинаково под молчаливым укоризненным взглядом богов? Наступит ли когда-нибудь время универсального лекарства? Кто захочет быть мучеником во времена, когда не будет боли?

*

Хоть мы и не могли разговаривать, я просил женщин остаться со мной, потому что их запах поддерживал меня. Я чувствовал проблеск надежды во взгляде ребенка, который не испытывал ко мне жалости. Его недоумевающий взгляд был доказательством того, что я существую. Мы слегка улыбнулись друг другу. Я хотел каким-то образом облегчить его жизнь. Как кто-то смел предполагать, что лишения – это всё, что его ждет? Умеренность – это другой вопрос.

*

Мне было интересно, смогу ли я любить кого-нибудь, не погружаясь в прежнюю суматоху. Смогу ли я выжить в этой безжизненной пустыне, где похоронено столько кочевников. Казалось, что многие люди, как и я смотрели вверх на эту чистейшую голубизну неба. Я дрожал под палящим солнцем, редкие журавли прокладывали свой путь по небу, было еще не слишком поздно.

*

Пышные кусты бугенвиллеи[78], алый водопад из вьющихся роз, шепот облицованного мозаикой фонтана, дрожащие оливковые деревья – не это ли волшебство я видел ежедневно? Наконец я мог прекратить борьбу.

Хотя мысль уже была сформулирована, я ненавидел себя за ее беспечность. Как я мог размышлять о поверхностных вещах? Я должен искать противоречия. Я должен улучшить мир. Я должен быть более сострадательным, идти в трущобы, чтобы поднять на ноги умирающих, дать приют сиротам, остановить волну революций. Я дремал среди затихающих звуков. На рассвете вмешивались незнакомцы - тормошили меня и видели, что я начеку. Каждый день я изучал палитру несовершенства и выбирал ничтожные действия, которые должны успокоить меня.

*