— Идём, — Игорь легонько подтолкнул меня за талию, вынуждая сделать шаг вперёд, — сыграем…
ГЛАВА 37
Их было двое. Дуглас Нойнер и его переводчик мило беседовали, улыбались, осматривая необычный интерьер ресторана.
Я бы тоже восхищённо огляделась, если бы так не нервничала, стараясь при этом держать лицо и выглядеть абсолютно спокойной и уверенной.
— Добрый вечер, — поздоровалась первой, лучезарно улыбаясь.
Мужчины поднялись со своих мест, приветствуя нас.
— Рад встрече, — сообщил Суржевский.
Он представил меня и назвался сам. Нойнер пролепетал что-то на смешном языке, и его переводчик, жуткий блондин примерно моих лет, а может и ровесник Игоря (говорю же, совершенно не разбираюсь в возрастах) сказал:
— Мистер Нойнер тоже рад встрече.
Присев на деревянный стул, приготовилась считывать информацию. Конечно, это будет проблематично, учитывая, что объект изъясняется на чужом языке. Но зато у него лицо говорящее.
Невысокий, довольно крепкий мужчина. Скорее даже, дедушка. Судя по морщинкам, обрамляющим его добрые светлые глаза, нередко улыбается. И это хорошо.
— Вы часто бываете в Москве, мистер Нойнер? — любезно поинтересовался Суржевский, сохраняя максимально серьёзный вид и безэмоциональный взгляд. Если бы я не знала, что за этой холодностью прячется адское пламя, решила бы, что мужчине абсолютно безразлично, чем закончится сегодняшняя встреча.
— Ingen, ingen. Ring meg Douglas.
— Не нужно, зовите меня Дуглас, — тут же перевёл мужчина помоложе и продолжил дублировать на русском: — Я очень люблю Москву. У этого города особая атмосфера. В каждом проходящем мимо человеке ощущается индивидуальность. Это не удивительно. Благодаря огромному выбору и возможностям любой может найти применение своим фантазиям.
Некоторое время они обсуждали Москву, погоду и даже футбол. Я лишь кивала и улыбалась, давая возможность мужчинам наговориться.
Буквально парой фраз Игорь ловко повернул беседу в нужное русло.
Суржевский говорил коротко, ёмко, только по делу. Обрисовывая перспективы сотрудничества для Нойнера, он выглядел очень убедительно.
Но, следя за мимикой и взглядом Дугласа, видела, что тот теряет интерес. Этому нас учили в университете, да и годы практики показали, что потухший, периодически гуляющий по сторонам взгляд, не означает ничего хорошего. Если собеседник теряет интерес, надо срочно сменить тему и повернуть в том направлении, которое интересно интервьюируемому. Похоже, беседы о Москве Нойнера увлекали гораздо больше.
И это очень странно, поскольку встреча деловая.
Игорь начал оперировать цифрами, а Дуглас стал оглядывать содержимое тарелок с закусками…
Плохо! Мы его теряем!
— Да сколько можно о работе! — расслабленно махнув рукой, перебила Суржевского.
Три пары глаз уставились на меня. Синие омуты Игоря потемнели в одну секунду. Взгляд мужчины излучал удивление, осуждение и возмущение. Стало не по себе. Но остановиться уже нельзя.
— Дуглас, — обратилась к бизнесмену, — вы надолго приехали?
Старик заметно оживился, даря мне уверенность в своих действиях.
— Не слишком, — сухо сообщил переводчик, — к сожалению, дела обязывают вернуться в Европу. Норвегия, потом Швеция… Знали бы вы, как я уже устал. В мои-то годы мотаться по самолётам и гостиницам. Ненавижу гостиницы!
Мужчина забавно наморщил нос, а я продолжила внимательно наблюдать за каждым его движением, улыбаясь.
Игорь, несмотря на любезно предоставленную мной возможность, ужинать так и не стал, и его любимые пельмени, порция которых в этом ресторане стоит так дорого, что у меня задёргался глаз, остывали на красивой тарелке.
Суржевский нервничает. Я чувствую это, несмотря на убедительную уверенность, которую мужчина демонстрирует окружающим. Я тоже стараюсь, хотя руки, нервно теребящие салфетку, выдают моё напряжение. Заметив это, отпустила несчастную скомканную ткань и сложила ладонь на ладонь.
— Я бы уже давно хотел проводить всё время с семьёй, — продолжил Дуглас на своём языке. — У меня шесть внуков, представляете? И я вижу их только по праздникам.
Нойнеру подали очередное блюдо, и он, взглянув на привлекательно уложенную в посуду селёдку, воскликнул:
— Оу, — старик улыбнулся, а переводчик сморщился. Видимо, его сельдь так не воодушевляет, — предлагаю, наконец, отужинать. Вы совсем не притронулись к еде.
Наступила тишина, разбавляемая звоном вилок и ножей и гулом, доносящимся с соседних столов.
Я делала вид, что ем с удовольствием, а на самом деле даже не ощущала вкус лосося, которого так люблю.
Надо переламывать ситуацию. Нойнер совсем не настроен говорить о работе. Зачем он вообще согласился на встречу?
Суржевский бросал на меня многозначительные взгляды, но, похоже, пока готов был довериться, ибо не сказал больше ни слова о деле. Наверное, он думал, что у меня есть план.
А его нет!