Билл же подскочил, чувствуя себя оплеванным и, забив на чужой пиджак, оставшийся сиротливо висеть на спинке дивана, выскочил из дома.
Немыслимо! Будто не Том этой ночью почти занимался с ним сексом, словно не он после признался в любви. Билл чувствовал себя идиотом, ничтожным созданием, с которым можно поиграться и выбросить.
Все встало на свои места: мерзкий Трюмпер просто воспользовался им, как наверняка пользовался не одной девчонкой. Билл вспомнил, как вокруг Тома вилась Линда, и как он кривился, вспоминая о ней. Теперь он был на месте девушки, и испытывал те же эмоции.
Он не видел, куда идет, не чувствовал пронизывающего холода. Ветер трепал волосы, они лезли в глаза и в рот, и Билл не разбирал дороги. Он свернул с дороги в какую-то грязь и споткнулся о корягу, падая и раздирая колени и ладони. И тут его прорвало. Он сидел на ледяной земле и рыдал в голос, благо, никого рядом не было. Ему было ужасно жалко себя, он не представлял, как дальше жить, как появляться в школе, как смотреть в глаза одноклассникам.
Его колотило, но он не замечал этого, размазывая слезы по щекам и кусая губы… Больше ничего не интересовало его, внутри словно все залили льдом. Он хотел остаться здесь навечно, врасти в этот чертов кусок грязи, в котором сидел, превратиться в статую. Ничего. Ничего не осталось от него, он был растоптан полностью. Том Трюмпер был конченой мразью, которую он опять умудрился не разглядеть.
Как и в первый раз.
Он вернулся домой под утро, дрожащий и обессиленный. Сил на душ не оставалось, их едва хватило на то, чтобы раздеться и упасть на кровать лицом в подушку.
Телефон разрядился еще до того, как он опозорился на вечеринке, и Билл даже не стал ставить его на зарядку.
Голова трещала, и парень не понимал, болит она из-за выпитого, скуренного, или от того, что он слишком долго шатался по холоду, но думать об этом не хотелось. Ему вообще ни о чем не хотелось думать. От долгих рыданий заложило нос, и Каулитц, несмотря на нереальную усталость, долго крутился, прежде чем, наконец, отключиться.
Впрочем, поспать не вышло. Он то и дело просыпался, вздрагивая, открывал глаза и продолжал вспоминать.
Свой позор.
Его слова.
Его глаза, когда он сбросил его с коленей.
И снова его слова.
Глаза слезились, и по-хорошему надо было встать и смыть макияж, но не хотелось ничего, только лежать вот так сутками, смотреть в потолок. Хотелось еще, чтобы события последних дней стерлись из памяти. Внутри зияла дыра, еще прошлым вечером он был самым счастливым человеком на свете, а сегодня… лучше бы сегодня вовсе не было. Лучше бы не было ничего. Лучше бы он продолжал жить, как жил. Билл проклял тот день, когда согласился подтянуть Тома в учебе – вроде это было так давно, а на деле прошло чуть больше месяца. Целая жизнь уместилась в такой короткий промежуток времени.
Глава 11
Ему что-то говорили, он не слышал. Задавали вопросы, тормошили. Он отвечал на автомате, на автомате же смеялся, выпивал.
Непонятно, как можно было так облажаться. Как он мог так хотеть этого и всего, и сам же настолько глупо похерить?
Том откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. В голове вновь и вновь всплывало воспоминание о том, как в доску уделанный Билл залазит к нему на колени, а он скидывает его, почему-то вдруг испугавшись реакции окружающих.
Как будто ему не наплевать, в самом деле!
На самом деле он любил Билла всегда, только тогда, в детстве, поняв свое чувство к нему, жутко испугался. Это было ненормальным, такое влечение. Билла хотелось оберегать и обнимать. Оба эти желания как-то начали выходить из-под контроля, и Том не придумали ничего лучше, как начать задирать друга. Тот страшно обижался, говорил гадости, и у Трюмпера получилось убедить себя в том, что друг, теперь уже бывший, просто кретин.
Шли годы, и неприязнь Тома росла. Ему хотелось задевать Билла каждый день, ежечасно. Доставать его, доводить. Делать все, чтобы он держался подальше. Никому, даже себе, Том не признавался в своем неправильном чувстве.
Многие годы он завоевывал авторитет в классе, дрался с мальчишками и таскал за косы девчонок, чтобы в один момент понять, что все это – не то, не этого ему хочется. Он старался не смотреть на Билла, на его мягкие волосы, длинные ноги, капризный изгиб губ. Не особо-то получалось. Он приковывал взгляд, и никакие уверения себя самого в том, что это просто скопившееся раздражение, не помогали.
И Том отпустил себя. Решил, что все будет так, как должно быть.
Билл опасался его. После стольких лет насмешек и издевательств он и сам едва ли подпустил бы к себе мучителя, но Каулитц сделал это. Он остался таким же, каким его помнил Том: мягким, открытым теперь уже подростком. Только взгляд стал более глубоким и внимательным, заглядывающим прямо в душу.
Том изо всех сил старался не показать своего истинного отношения, но получалось из рук вон плохо. Его тянуло к Биллу, физически. Хотелось прикасаться, целовать, обладать. Он еле сдерживал себя, с самого первого дня желая большего, хотя он и убеждал себя, что довольно простого общения.