Второй Шанс (СИ)

Перегрузка вжала меня в ложемент, мир выцвел до черно-белого кино и адреналин хлестнул по нервам: мне просто нужно выжить. Коридоры шахты запуска закончились, выбрасывая многотонную махину под пасмурное осеннее небо. Я едва успел сформировать защиту, как всё вокруг залил слепящий свет, расплавленным металлом отдаваясь по коже через связь с Евангелионом. Попытавшись дернуться в сторону, понимаю, что все еще зафиксирован на стартовом столе, а связи с мостиком нет из-за помех от собственного щита. Безумно яркий свет проникал через закрытые веки, обжигая сетчатку красным огнем, наверное, так себя чувствуют те, кто попал под ядерный взрыв, но имел несчастье не умереть сразу. Насколько бы не был силен Евангелион, он не был рожден для того, чтобы быть живым щитом: я чувствовал, как он устает, как его нервы не выдерживают такой нагрузки, начиная потихоньку сдавать под напором беснующейся энергии. Надеюсь, что броня выдержит, а я не отключусь от болевого шока, ведь это реально единственный шанс спастись: за спиной формируются несколько лезвий, высвобождающих меня из плена захватов. Щит падает, лишенный на краткий миг подпитки, и меня бьет раскаленным добела тараном. Оглушенный, обожженный и потерявший ориентацию, я барахтаюсь в раскаленном сияющем аду, пытаясь найти выход. Я пролетев в Еве километра полтора, и упав на землю, на одних рефлексах снова поднимаю защиту, но луч угасает: видимо у него тоже не бесконечные батарейки. Вокруг летающей призмы медленно начинает собираться светящийся ореол, постепенно ускоряющий свое вращение. Наверное, так он заряжается для следующего выстрела, который я точно не переживу: кабель расплавлен, батарей осталось на три минуты и я впервые почувствовал, что Евангелион подошел к своему пределу: еще немного, и он бы умер, сгорев изнутри. Город превратился в фантасмагорический пейзаж из раскаленного добела бетона и луж расплавленного металла. Все, что могло гореть — горело, что не могло, то расплавленными лужами растекалось по запекшейся в стекло земле. Развернувшись, я рванул изо всех сил прочь из развалин, периодически оглядываясь. До площадки эвакуации, прикрытой базальтовым массивом, оставались считанные шаги, как Ангел выстрелил повторно. Меня швырнуло на скалы, а в спину будто уперли огромный раскаленный утюг и прижали что есть мочи. Пальцы Евы входили в раскаленный камень, как в масло, пока я полз, как придавленный жук, стараясь спрятаться в спасительную тень скалы. Не знаю, сколько продолжался этот ад, но мне удалось заползти за угол, где я и вырубился. Пришел в себя я уже в больнице, лежа в какой-то капсуле, заполненной LCL. Противно пискнув, она откачала жидкость и после нескольких мучительных рвотных спазмов я смог наконец-то вдохнуть прохладный воздух, показавшийся мне спасением. Зашипела дверь, и в палату зашла Рей и стала на колени возле конструкции, в которой я лежал, положив голову мне на грудь. Немного помолчав она спросила:

— Синдзи, тебе больно? — Нормально, ничего страшного: голова болит и пара ожогов на теле. Не нужно так волноваться за меня, я не хрустальный.

— Меня не пустили на мостик, когда ты был там, наверху. Капитан Кацураги запретила мне присутствовать в Командном Центре во время операции. Она злится из-за того, что ты защищал меня?

— Нет, она злится, потому что я не действую так, как она хочет. Это только мои предположения, но скорее всего так и есть.

— Почему люди так стремятся отобрать право выбора у других? Мне это не приносит удовольствия потому, что я не человек?

— Нет, Рей: чем больше один конкретный человек несчастен, тем больше он стремится реализовать себя. Но развиваться очень сложно, а потому людям гораздо проще унижать других, чем становится лучше самим.

— Это и есть причина всех войн? — Это очень сложный вопрос, я не знаю.