Второй сын

– Я такая же, как луна. Молодая и старая. Слабая и сильная. Далекая и холодная. Я сплошное противоречие, даже для себя.

– Быть может, и так. Но ты не далека. И не холодна.

– Нет. И только так я и выжила. Прямо как луна. Чем меньше я чувствую, тем легче жить дальше. Я так жила слишком долго… и уже не помню, была ли когда‐то другой.

– Ты не холодна, Гисла. Не для меня. Ты цвет. И звук. Ты песнь ветра, ты надежда, что полнит мне сердце.

– Ох, Хёди, – потрясенно прошептала она. – Как ты можешь на что‐то надеяться? Жизнь не дала нам причин сохранить хоть лучик надежды.

– Разве можно терять надежду? – отвечал он. – Когда мы вместе… разве можно нам не надеяться?

Сжав его руки, она поднесла их к губам. Его трогательная нежность напомнила ей о мальчике, который молил ее никогда не сдаваться. Ее Хёд сильно переменился, но во многих вещах остался точно таким, как прежде.

– Когда Один бросил свой глаз в колодец в обмен на знание рун, он отрезал кусок от двадцать четвертой луны и сделал себе новый глаз, – прошептал Хёд.

Его глаза тоже вырезали из ночного светила. Отражая белый свет луны, они сияли теперь ее мягким светом.

– Что ты получил в обмен на зрение? – спросила она. – Что показал тебе колодец?

Он смолк, словно беседа коснулась той сферы, к которой ему совсем не хотелось приближаться. Здесь, на склоне холма, они не говорили про Гудруна и северян, ни словом не вспоминали про Банрууда. Здесь их мир был полон любви, поцелуев, и ласк, и отчаянных шепотов, словно время могло подождать, покуда они наверстают упущенное.

– Через неделю король Банрууд поедет обратно в Берн. Я поеду с ним, – сказал Хёд.

Гисла прижала руки к груди, но он накрыл их своей ладонью, успокаивая ее неистово забившееся сердце.

– Я вернусь вместе с ним… и с Гудруном. А когда я вернусь… ты должна быть готова бежать, Гисла. Гудрун хочет свергнуть короля и захватить гору. Я не стану ему мешать. Я помогу ему. А когда Банрууд падет, я своими руками убью Гудруна.

– Но ведь погибнет не только Банрууд.

– Нет. Погибнут и другие. Ярлы, что не делали ничего и лишь сосали кровь Сейлока, встанут на сторону короля. Их воины, стражи короля, люди без кланов… часть из них тоже погибнет.

– А что станет с храмом? И с дочерями? Теперь в храме куда больше женщин, там живут не только мои сестры. Это святилище. Что северяне сделают с ними, Хёд?

– Вы уйдете. Все вы. Альба, Тень, женщины, хранители. Вы отправитесь к Байру, в Долфис. Когда битва окончится… те, кто захочет, смогут вернуться. А мы с тобой будем свободны. Быть может, и Сейлок наконец будет свободен.

– Думаешь, смерть Банрууда снимет заклятие?

– Арвин говорил, что заклятие началось с Байра и с ним же закончится. Он даже верил… что мне суждено забрать его жизнь. Подобно слепому богу Хёду.

– Хёд… Нет, о нет. – Такого исхода боялся мастер Айво. И Дагмар. И она тоже привыкла его бояться.

– Тише, любимая. Послушай меня, – сказал он, и она постаралась унять овладевший ею ужас. – Все эти годы я думал о Дездемоне и ее рунах. Думал о собственной матери. О том, как она пожертвовала собой ради меня. Мать не проклянет сына. Она лишь захочет его благословить. – Он помолчал, размышляя. – Я думаю, что не смерть Байра снимет заклятие. Заклятие спадет, когда Байр станет королем.

Она, не дыша, смотрела Хёду в лицо. Он коснулся ее щеки, так нежно, словно хотел убедиться, что она все еще здесь.

– Такова легенда о Бальдре и Хёде, двух братьях и двух богах. Один из них возвещает конец, а другой воскресает. Эта легенда всю жизнь преследовала меня. Я не могу выбросить ее из головы.

– И кто… из них двоих… ты? – спросила она.

– Я тот, кто возвещает конец, – мягко ответил он.

– Мне страшно, – простонала она.

– Мне тоже. Но мне предначертано не убить Байра… а помочь ему воскреснуть.

* * *

– Если нам суждено расстаться, вырежи у меня на ладони новую руну, – взмолилась Гисла, когда они снова встретились.

– Боюсь, что это принесет тебе одни только беды, любимая. – Он много об этом думал.

Каков бы ни был исход – падет ли Банрууд в бою или одержит победу, – Хёда все равно ожидало несчастье. Победители с полным правом станут задаваться вопросом о том, на чьей он был стороне. Он был истинно предан одной только Гисле – да брату, который о нем вообще ничего не знал. И потому он вряд ли сумеет отринуть обвинения любой из сторон. Лучшим исходом для него будет, если и Банрууд, и Гудрун погибнут в бою. И все равно обе стороны наверняка признают Хёда предателем.

Он не хотел, чтобы вместе с ним заклеймили Гислу. Достаточно и того, что у нее на левой ладони до сих пор чуть виднелись шрамы от руны слепого бога.

– Ты уже носишь знак Хёда, – прошептал он.

– Я ношу знак короля. – Она обвела звезду Сейлока, выжженную у нее на ладони. – Я хотела носить твой знак.

– Эта звезда – руна. Банрууду она не принадлежит. Она принадлежит Сейлоку, – проговорил он, взяв ее за правую руку.

– Руна?

– Да… руна поиска.

– Руна поиска? – ахнула она. – Все эти годы у меня на ладони была руна поиска?