Самарин приезжает к нам по вечерам. <…> Как я рад, что третьего дня Гоголь прочел ему и Хомякову 1‐ю главу «Мертвых душ», слышанную тобой. Разумеется, Самарин вполне оценил это великое произведение. Хомякова еще не видал: он сделал два замечания, по-моему неосновательные и пустые[172].
По-видимому, именно об этом чтении идет речь и в недатированном письме Самарина Гоголю, которое относится к марту 1850 года:
…если бы я собрался слушать вас с намерением критиковать и подмечать недостатки, кажется, и тогда, после первых же строк, прочтенных вами, я забыл бы о своем намерении. Я был так вполне увлечен тем, что слышал, что мысль об оценке не удержалась бы в моей голове. Вместо всяких похвал и поздравлений скажу вам только, что я не могу вообразить себе, чтобы прочтенное вами могло быть совершеннее[173].
Замечания, которые Самарин позволил себе все же сделать, относились в основном к описанию службы Тентетникова в департаменте:
«Но вы непременно требуете замечаний, а мне хочется исполнить ваше желание – и потому посылаю вам несколько придирок, касательно не художественной стороны, а исторической верности»[174].
Еще одну (третью) главу второго тома Гоголь прочел Аксаковым в конце мая 1850 года: сначала одному С. Т. Аксакову, на другой день – заново ему и Константину. Последнее следует из письма С. Т. Аксакова И. С. Аксакову от 2 июня 1850 года:
Гоголь третьего дня прочел мне одному, даже без Конст<антина>, 3‐ю главу «М<ертвых> д<уш>». Вчера прочел половину ее в другой раз при мне Конст<антину> и сегодня хотел дочитать другую. До того хорошо, что нет слов. Конста<нтин> говорит, что это лучше всего; но что бы он сказал, если б услышал в другой раз то же? Я утверждаю, что нет человека, который мог бы вполне все почувствовать и все обнять с первого раза[175].
Об этом же чтении упоминает и В. С. Аксакова в письме М. Г. Карташевской от 25 мая 1850 года из Москвы:
Гоголь уезжает опять надолго; зиму ему необходимо провести в теплом климате – он опять расстроился здоровьем. Он читал отесиньке еще третью главу, и отесинька и Константин никогда еще не были, кажется, в таком восхищении…[176].
Гоголь собирался прочитать Аксаковым и главу IV, но потом передумал под предлогом слабого здоровья С. Т. Аксакова и желания его не волновать:
Гоголь приготовил и отделал главу для прочтения всему нашему семейству; но не читал, потому что она так чувствительна, что меня должна расстроить… Как это досадно! Проклятое последнее мое нездоровье тому причиной. Теперь чтение откладывается на год… (письмо С. Т. Аксакова И. С. Аксакову от 2 июня 1850 г., <Москва>[177]).
В итоге глава IV была прочитана Гоголем лишь год спустя, в 20‐х числах июня 1851 года. В настоящее время данными о том, соответствовала ли редакция, которую Гоголь поостерегся читать С. Т. Аксакову, уцелевшей от сожжения главе IV, в которой намечена история Хлобуева и его разоренного хозяйства, а также новой аферы, задуманной Чичиковым, мы не располагаем.
Сам Гоголь этому периоду дает оценку противоречивую: