Второй центроид

– Не понял, а причем тут дети? Где тут дети? – быстро пробормотал Оскольд, окончательно развернувшись к гостю и вглядываясь в его лицо. Потом во взгляде проступило понимание, и он, усмехнувшись, затрясся всем телом.

Смех продолжался долго, изредка прерываясь булькающими звуками и возгласами: «ну ты даешь!». Авгий сидел смирно, как за партой, и ждал нового состояния среды. И оно скоро наступило: хозяин успокоился и начал рассказывать свою историю.

– В один прекрасный день я получил новенький паспорт. Однако в данные вкралась одна досадная ошибка. Они переименовали меня без моего ведома, и я вдруг, в один миг, стал другим человеком. Ты ведь, похоже, тоже столкнулся с чем-то подобным, но, очевидно, отступил, не зная, как и что требовать, ведь так?

– Угу, – кивнул Авгий, удивившись связности речи этого безнадежного, как ему показалось сначала, человека.

– А я вот стал бороться с первых же минут. Сразу постучался в дверь, и, пытаясь не замечать шипение толпы, даже дерзко дернул за ручку!

– И что же? – спросил вытянувшийся как балерина Авгий, вперившись глазами в рассказчика. – Они открыли вам?

– Мстишь, смеешься? – подзлобовато-весело выкрикнул Оскольд. – Куда там! Только чиновник за дверью неопределенно кашлянул. Все тут же стали перешептываться и суетиться, не понимания значения этого звука немощи.

– И тогда вы ушли?

– Да нет, конечно! О неслыханное – я нагло ворвался в кабинет! Но там сидело пятнадцать или двадцать человек, не помню, и все в одинаковых серых костюмах. Ни один даже не шевельнулся, и уж тем более не ответил на прямой вопрос. Я стоял там минут десять, но не происходило ровным счетом ничего. И только когда я вышел в коридор, в кабинете снова кто-то заговорил, а прием посетителей продолжился.

Над кухней повисла тишина. Бутылка, неуверенно стоявшая на кривом столе, почти опустела. Оскольд сидел в позе мыслителя и смотрел куда-то в сторону, как человек, вдруг припомнивший сюжет из безвозвратно утерянного прошлого. Авгий угрюмо опустил голову, как сонный пассажир в автомобиле. Расстановка фигур сложилась, и планировавшиеся ранее ходы теперь казались безнадежно глупыми. Что может он, мягкий мясистый человек, против неумолимого железа жизни?…

11. Арина Вросевна. Разговор

Прозвучал звонок. Ватага маленьких, сосредоточенных людей рассредоточилась по партам. По коридору плыла безвольная, неопределившаяся фигура взрослого человека, кукольно мотая головой в поисках нужного кабинета. Наконец и она заняла свое место в классе, потерянно уставившись вперед. Помещение наполнилось чуть слышным шепотом, и через полминуты сосед по парте, переглянувшись с друзьями, спросил у фигуры: «Тебя оставили на второй год? Я Атилла. А тебя как зовут?» Авгий назвал ему свое имя.

Атилла совершенно не походил на героического воина прошлого – щупленький, тихоголосый, рукопожатие слабое. Впрочем, большинство детей также не блистали бы на физкультуре тридцать лет назад. Авгий сказал, что его оставили на третий год, и скорчил такую улыбку, что до конца урока школьники больше не пытались докучать ему. Но как только настала перемена, они плотным кольцом обступили его и стали задавать вопросы наперебой.

– Сколько тебе лет?

– А почему ты такой большой?

– И по какому предмету у тебя был ноль?

– А чем ты увлекаешься?

Каждый хотел заполучить себе в друзья такого видного человека. Авгий пытался отвечать на все вопросы, придумывая какую-то ерунду на ходу. Оказалось, что ему целых восемнадцать лет, и что в детстве родители растягивали его на специальной машине, потому что хотели, чтобы он вырос самым большим на планете и попал в Книгу рекордов Гиннеса, и что он терпеть не может химию и совсем ее не понимает (это была правда), а увлекается он футболом (редкое, как оказалось, увлечение).

Еще несколько уроков прошли как на одной волне – математика, физика, география. Авгий слушал учителей сквозь тугую пелену скуки: ничего нового они ему не поведали. Но последний урок был особенным – история от Арины Вросевны. Смеркалось. За окном школы кто-то жег костер; казалось, что какая-то таинственная, ведьмина сила захватила все пространство на улице, и только здесь, в знакомых до головокружения стенах, можно спастись от нее и обрести покой.

Арина Вросевна рассказала хорошо знакомую Авгию историю о последней войне, после которой тяжелой поступью пришел мир, о лидере, сумевшем сначала собрать воедино осколки былой жизни, а затем отойти в сторону, позволив им срастись, развиваться, двигаться в будущее. Он основал Высший совет из честнейших, не запятнавших себя иррациональными глупостями людей, которые смогли с математической точностью создать контуры нового, прогрессивного общества.

Когда Арина Вросевна произносила этот заученный текст, ее лицо напрягалось, а губы становились словно резиновыми: они с трудом шевелились, медленно освобождаясь от неживых, скученных слов. Ученики не замечали этого – в силу возраста им казалось, что такой она была всегда. Но Авгий помнил ее другой – живой, увлекающейся, сомневающейся.