ВТОРОЙ УРОК - Земля - (СИ)

— Тогда непременно посетите все достопримечательности, рекомендуемые путеводителями. Они очень красивые. У нас маленький городок, всего сто семьдесят три тысячи человек, но каждый год к нам приезжает множество туристов, потому что есть на что посмотреть. Вот сейчас мы выйдем на Вакамия-Одзи. Были уже здесь?

Кир отрицательно покачал головой.

— Это центральная улица, — махнула рукой Хина, как только они свернули за поворот. — Дорога идет вверх от пляжа к самому храму — это центр Камакуры, — девочка, не удержавшись, шмыгнула носом.

Главная улица города выглядела, на взгляд Кира, довольно скромно. Здания подросли вдвое, количество вывесок увеличилось пропорционально свободному пространству, уходившему выше. По словам Хины, здесь почти никто не жил, а все помещения занимали офисы местных торговых компаний и частные предприниматели.

Посреди улицы шел поднятый над общим уровнем тротуар, усаженный тоненькими невысокими деревцами с обеих сторон.

Хрупкие, словно игрушечные, растения украшали воздушные паутинки бледно-розовых лепестков. Они тянулись к соседям, сливались в одну пышную шапку прозрачных облаков, протянувшуюся вдоль всей улицы.

— Сакура начинает цвести, — пояснила Хина, видя, как Кир загляделся на весенние деревья.

Зрелище действительно притягивало глаз своим изяществом. Но не прелесть цветов захватила его внимание. Кир уже видел подобные растения. Очень далеко от Земли, на голубой планете под названием Мирион. Увидев однажды сад королевской семьи, он подумал о белых хлопьях снега. Деревья отцветали, облетая мириадами крошечных легких перышек, усыпая зеленый ковер редкими дарами.

Он снова вспомнил о Санаре.

— Если хочешь, можешь подняться выше и осмотреть храм. Он открыт до позднего вечера.

Хина остановилась у проулка, видимо, собираясь свернуть.

— Я провожу, — уверенно ответил Кир и пошел вперед.

Несмотря на общую простоту и уныние прибрежного поселкового городка, он утопал в зелени. Это стало ясно после десяти минут блуждания за Хиной по незнакомым улочкам, сменявшимися дорожками, а иногда вытоптанными тропинками. Причудливые цветы, кустарники и скрюченные деревца тянули свои петлистые ветви и побеги к прохожим со всех сторон. Другие самодовольно вытягивались вверх, раскидывая мясистые темно-зеленые листья.

И, несмотря на все обилие и многообразие неизвестных Киру сортов, сложно было обвинить бесцеремонные растеньица в неопрятности. Каждое красовалось в собственном горшке или было обложено ровным кругом гладких голышей, деревья же выстроились вдоль неказистых, поросших от вечной влажности мхом стен, не мешаясь и не толпясь у входа в скромные жилища хозяев.

— Мы пришли.

Кир оторвался от разглядывания улицы, обнаружив себя у двухэтажного домика, на фасаде которого красовалась надпись замысловатых скрещений палочек и петелек; Лапшичная — гласила истрепанная ветром вывеска.

— Что значит Лапшичная? — с интересом спросил он. Переводчик исправно отобразил буквы межпланетного стандарта, но ясности это не добавило. Такого слова он не знал.

— Ты не знаешь, что такое лапша? — озадаченно спросила Хина, кажется, не поверив.

— Там, откуда я приехал, такого нет.

Секунду поколебавшись, девочка поманила его к двери:

— Идем.

В темном натопленном помещении первым, что зацепило внимание фризийца, а вернее, его нос, был ароматный запах солоноватого мясного бульона, приправленного богатыми специями. Во рту тут же собралась слюна, а желудок пронзительно заурчал.

— Садись туда, — бросила Хина и поспешила на лестницу, нижние ступени которой едва прикрывала засаленная штора.

Кир умостился на темной лавке в углу, окидывая внимательным взглядом небольшой зал с неожиданно высокими потолками.

Помимо его столика, в зале было еще три, два из которых занимали мужчины, очень похожие друг на друга: обоим было хорошо за сорок, оба имели измотанный и потрепанный вид, лаконично вписывавшийся в поношенный облик самого заведения, и оба, казалось, абсолютно никуда не торопились, в оцепенении глядя в единственное на первом этаже окно.

— Вот, — перед ним оказалась миска с тем таинственным ароматом, что сводил желудок с ума. — Это лапша. Лапшичная, — после паузы добавила девочка, объясняя, что означало таинственное слово на входе. Она успела переодеться в сухое и, опустив перед Киром тарелку, уселась напротив с чашкой дымящегося напитка. Нос отчаянно краснел, выделяясь лампочкой на светлой коже. Хина снова чихнула.

— А где ложка? — рядом лежала пара каких-то палочек и ничего больше.

Вопрос Кира заставил Хину нахмуриться, но ничего не сказав, она отошла к прилавку, вытянувшемуся вдоль противоположной от двери стены и, пошарив там рукой, извлекла ложку.

— Хина! — на шум вышла пожилая женщина. — А мы тебя заждались. Корень принесла?

— Там лежит, — девочка махнула рукой куда-то в сторону.

— О, посетитель! — старушка заметила Кира.

— Мой товарищ. Он помог донести корень.

— Друг! — завопила довольно скорченная древность. — Что ж ты сразу не сказала? Нужно угостить его лапшой.

— Уже, — Хина будто немного обиделась, словно ее обвинили в негостеприимности.