Второй вариант

— Но ведь грунтовые воды пошли, товарищ капитан! Их надо было откачивать, котлован вымораживать...

— И все равно, лопата — не главное оружие комсомольского работника. Потому ваши отчеты и получаются скудными: не в чем отчитываться. Протоколы собраний и заседаний комитета, планы работы, я с ними познакомился в ваше отсутствие, куцые. Можно подумать, что вы живете на необитаемом острове и никогда не слышали о документах, которыми должна руководствоваться комсомольская организация.

— Но зато в планах все по делу!

— Евгений Дмитриевич, вы ощетинились сейчас и не хотите понять очевидного. Представьте, к вам прибыл проверяющий. Листает ваши планы. Что он найдет в них, к примеру, по вопросам экономии и бережливости? Как отражена в них крылатая фраза: «Экономика должна быть экономной»?

— В плане у нас записано: провести операцию «Топливо».

— Какое топливо? Бензин, солярка, дрова? Как провести? Выйти на заготовку? Почему именно такую операцию? Что явилось ее побудительным мотивом?.. Проверяющий этого не увидит, потому что ни в планах, ни в протоколах нет даже слов «экономия», «бережливость». Я, конечно, выяснил, что вы провели рейд по автопаркам, оборудовали мойку и две заправки... Это хорошо. Но нигде не отражено! Работу нужно еще уметь показать...

Савин, пребывавший после получения диплома в состоянии грустно-блаженного удовлетворения, действительно ощетинился. Слова Пантелеева воспринимал с явной неприязнью. И тот видел это по выражению лица Савина. Видел и продолжал обстоятельно доказывать свое. Наконец не выдержал и сказал с раздражением:

— Мы с вами говорим на разных языках.

— На разных, — подтвердил Савин.

— Тогда зачем тратить время? Но вы все же подумайте. Я вам добра желаю. — И, уже стоя в дверях, с прежней голосовой доброжелательностью сказал: — Благодарите судьбу, что охотница обошлась для вас без последствий. Хорошо еще, что не нажаловалась никуда.

— Охотница — это не ваша забота, товарищ капитан, — ответил Савин. — А последствия для меня будут хорошие.

Возвратившись в поселок, Савин разыскал Давлетова. Со дня на день тот ждал приказа об увольнении в запас. Савин знал, что Ароян ездил к начальнику политотдела доказывать нецелесообразность увольнения командира. Но тот после госпиталя убыл в санаторий — в очередной отпуск. Мытюрин же не захотел и слушать Арояна. Только спросил:

— Вы что, против законодательства?

Да, все было по закону: Давлетова не выгоняли, а уволили по возрасту, хотя многие служили и после пятидесяти.

Заметно было, что Давлетов чувствовал себя неуютно, как-то отторгнуто от коллектива. В карьеры больше теперь выбирался в ночные смены. А днем — нет-нет да и завернет домой, где его в любую минуту ждала мать-командирша.

Вот и по возвращении из райцентра Савин нашел Давлетова дома, хотя было всего полвосьмого вечера. Показал ему диплом и премию — желтый конверт с денежными купюрами, на котором стояла четырехзначная цифра.

— Хочу эти деньги перечислить в адрес детдома.

Тот повертел конверт, вздохнул:

— Половиной, товарищ Савин, можете распоряжаться по своему усмотрению, другая по справедливости принадлежит охотнице, фамилию который вы, как ни странно, не знаете. — И пытливо посмотрел на него...

Приказ на Давлетова пришел в июне. Собирался он уехать тихо и незаметно. Но Ароян устроил в клубе торжественные проводы с речами и памятным подарком.

Сначала Давлетов сидел на этом печальном для себя торжестве невозмутимый и бесстрастный. Но когда Ароян пригласил в президиум его жену и вечную спутницу, подполковник не выдержал, дрогнули у него губы. А Райхан, слушая, какие хорошие слова говорят про ее мужа, захлюпала носом, нашарила в сумочке платочек, приложила к глазам. Так и сидела, всхлипывая, рядом со своим Халиуллой, уходящим на отдых, бесконечный, как вся оставшаяся жизнь.

Савин помогал Давлетовым отправлять вещи на железнодорожную станцию. Усадив свою Райхан в купе, подполковник запаса Давлетов вышел на перрон и после долгого молчания сказал:

— Все справедливо, товарищ Савин.

Тот не понял, потому что не знал, как тяжело переживал его начальник уход на пенсию, как безжалостно перебирал свою жизнь по годам и денечкам, понимая, что многое надо было бы делать но-другому.

— Вы больше не собираетесь искать Ольгу? — неожиданно для Савина спросил он.

— Собираюсь.

— Если любите, ищите.

Его Райхан призывно махала из окна рукой, и Давлетов сказал со вздохом:

— Беспокоится. Пойду. Не ждите отправления.

Они попрощались, и Савин вместо «до свидания» услышал:

— Никогда не приспосабливайтесь к обстоятельствам. Оставайтесь самим собой, товарищ Савин...

В августе был назначен новый командир. Но не Коротеев, как пророчествовал в «Тайге» Дрыхлин, а Синицын. «Все справедливо», — вспомнил в тот момент слова Давлетова Савин.

Через сутки у него начинался очередной отпуск, которого дожидался с нетерпением и беспокойством. Два необходимых дела он наметил для себя. Поставить на могилу Сверябы мраморную плиту и разыскать Ольгу.

2