Второй выстрел

Наверное, мне не стоило этого говорить. Аморель опять разобрал смех. Шерингэм, конечно, поинтересовался его причиной и, несмотря на мои протесты, Аморель выложила ему, как мисс Верити высмеивала меня на публике. Я снова поразился тому, с каким откровенным злорадством Аморель пересказывает эту историю. Она зашла настолько далеко, что намекнула, будто Эльза своим лицемерием смогла завлечь меня и внушить мне искреннюю привязанность — а это уж вовсе не соответствовало действительности.

— Понятно, — усмехнулся Шерингэм. — Значит, придется поискать к ней ключик. Впрочем, она вольна передразнивать меня за моей спиной, сколько ее душе будет угодно, лишь бы мне удалось выудить из нее то, что нас интересует — другими словами, правду. А уж раз речь зашла о правде, Аморель…

— Это вы мне? — перебила его Аморель, к моему тайному удовольствию.

— Разумеется, ведь вас, кажется, так зовут? — улыбнулся Шерингэм. — Хотя я могу называть вас мисс Скотт-Дейвис, если вы еще так молоды, что предпочитаете такое обращение.

— А вы находчивы. Ладно уж, пусть будет Аморель.

— Договорились. Так вот, если говорить о правде, Аморель, то есть один вопрос, на который мне нужен от вас честный ответ. Помните, вы говорили, что ваш кузен упоминал о ранее назначенной встрече. Думаю, нет необходимости подчеркивать, насколько это важно — если, конечно, это правда. Вот я и хочу услышать от вас — да или нет? Если ничего этого не было, вы меня избавите от пустой траты времени, поэтому я настаиваю, чтобы вы ответили мне сейчас.

— Ну да… — как ни в чем не бывало ответила Аморель. — Так он и сказал. Хотя я не помню точных слов. Что-то вроде…

— Ничего такого он не говорил, — запротестовал я. — По тон простой причине, что Аморель там не было… Аморель! — Боюсь, последнее восклицание получилось несколько смазанным.

— А я предупреждала! — Губы Аморель тоже были заняты. — Только не вздумайте говорить, что вы не слышали. Да сидите же смирно, Пинки!

— Ату его, Аморель! — этот идиот Шерингэм еще и науськивал ее.

— Аморель! — слабо пытался протестовать я.

— Так-так-так! — послышался ехидный голос из дверей. — Сирил, вот уж не ожидал от тебя!

К моему облегчению, Аморель наконец села прямо.

— Джон, поругайте, пожалуйста, Пинки. Он силой затащил меня на колени и начал целовать как сумасшедший. Да еще перед мистером Шерингэмом. Разве вы не слышали мои вопли?

— Еще бы, чуть не оглох, — Джон откровенно ухмыльнулся. — Этель подумала, что это мышь пискнула. Ладно, не буду тебе мешать, Сирил. Я только зашел сказать, что все остальные уже отправились спать. Если вы хотите еще посидеть, погасите потом за собой свет.

— Нет, мы тоже пойдем, — сказал я. — Думаю, нам всем давно пора спать.

— Предупреждаю, Пинки, — заметила Аморель, вставая и оправляя платье, — я запру дверь.

Признаюсь, я рад был скрыться в свою комнату. Шерингэм тоже пошел к себе. Аморель же сказала, что не может и думать о сне в то время, когда полиция подозревает ее в убийстве; лучше она пойдет в гостиную и почитает что-нибудь успокаивающее часок-другой. Она обещала, что сама погасит потом свет.

Когда я остался наконец один, мною овладели смешанные чувства. С одной стороны, огромное облегчение от того, что полиция в конце концов оставила меня в покое, с другой — решимость не допустить, чтобы мое спокойствие было куплено ценой безопасности Аморель — ведь теперь подозреваемой становилась она. Что касается моего общего эмоционального состояния, то меня переполняла огромная благодарность к этой славной девочке за ее невероятно щедрый поступок сегодня утром. Даже сейчас мне трудно писать об этом спокойно.

Но, по правде говоря, я не знал, что делать. То я убеждал себя, что не могу принять такой подарок, то начинал размышлять, что если бы Шерингэм взялся отвести от нее подозрение так же эффективно, как это сделала она по отношению ко мне, то подарок можно бы и принять. То, что Шерингэм способен сделать это, не впутывая никаких третьих лиц в этот клубок, не вызывало у меня сомнений. Я был очень расстроен, и, вдобавок, мне было неудобно от того, что я проявил неучтивость по отношению к Аморель. Я просто принял ее жертву как должное и даже не поблагодарил как следует — если, конечно, существуют подходящие слова благодарности для такого случая, в чем я лично сильно сомневаюсь. А ведь она была готова даже на то, чтобы взять на себя убийство своего кузена — и все из-за меня!

Я опустился на стул и продолжал размышлять, даже не раздеваясь ко сну, когда в дверь тихонько постучали, и в комнату ввалился Шерингэм в пижаме и халате.

— Всего лишь несколько слов напоследок, Тейперс, когда нас никто не подслушивает, и мы по-настоящему одни, — тихо сказал он, пододвигая ко мне стул.

— Хорошо, что ты пришел, — признался я. — Шерингэм, я страшно волнуюсь. Что мне делать? Посоветуй, пожалуйста. Не могу же я позволить бедной девочке продолжать в том же духе, это опасно для нее, и в то же время ты уверяешь, что никто мне не поверит, сколько бы я не опровергал ее слова — даже если я заявлю, что сам застрелил Скотт-Дейвиса. Что мне делать, ума не приложу.