Второй выстрел

Теперь предстояло решить, кто следующий: Матвей или Глинка, потому что Андрея я, по каким-то мне самому мало понятным причинам, твердо решил оставить напоследок. Я подумал-подумал — и позвонил Глинке на работу. Разумеется, по телефону я не стал объяснять, в чем дело, а просто сказал, что очень нужно поговорить — совсем недолго.

— Сейчас не могу, — решительно сказал Глинка. — В пять. В садике у больницы. Устроит?

— Вполне, — ответил я.

До пяти оставалась еще масса времени. Порядок обхода, таким образом, менялся сам собой, не по моей воле. На мышкинской бумажке был записан номер сотового телефона Матвея. Я зашел в ближайший автомат и позвонил. Нельзя сказать, чтобы он был со мной любезен — голос в трубке звучал мрачно и подозрительно.

— Что за дело? — поинтересовался он в ответ на мою просьбу встретиться и обсудить одно дело.

— Об Ольге… Об Ольгиной гибели… — пролепетал я, испытывая странную робость. Последовала долгая пауза, во время которой мне мерещился зубовный скрежет.

— Ладно, — сказал он в конце концов. — Приезжай… Нет, не надо. Или вот что… Я голодный, как зверь. Подъезжай через полчаса к «Кораблику». Успеешь?

— Успею, — пообещал я, пытаясь сообразить, сколько у меня с собой денег — «Кораблик» был из дорогих. Денег было немного. «Закажу соку, — решил я. — Наплевать!»

Через полчаса мы с Матвеем сидели за угловым столиком в заведении с сетями, мачтами, спасательными кругами и огромным компасом на стене. Я слышал еще о каких-то прибамбасах — вроде шума воды и покачивания «на волнах», но, по-видимому, все это относилось к вечеру, днем же ничего не шумело и не качалось. Первым делом нам принесли водку. Я отказался. Матвей налил себе и выпил, не дожидаясь закуски. Потом он поднял на меня воспаленные глаза и буркнул:

— Ну?

Я изложил ему свои соображения, стараясь не обращать внимания на его мрачный взгляд, не торопиться и не бормотать. Он отреагировал совершенно неожиданно для меня.

— Конечно, убили, — сказал он, как только я умолк. — Убили. И знаешь, кто? Твой папаша. Если бы не он…

Почему-то я понял, что он все-таки говорит о самоубийстве. «Если бы не он» — в смысле: если бы не он, она бы не покончила с собой. Именно это он имел в виду, а не то, что ее убили за «нездоровый» интерес к его гибели. Он меня просто не слушал. Или не хотел слышать?.. Я вздохнул и начал сначала:

— Она звонила мне в тот вечер, Матвей, ты понял? Ты слышал, как она мне звонила?

— Нет, — ответил он как-то неожиданно твердо и трезво. — Я ничего не слышал. Гоша слышал.

Я обалдел.

— Откуда ты знаешь?

— Случайно. Все гонялись за этой кошкой, и слышу — он говорит Андрею: «У нас теперь сыночек в фаворе, вместо папаши. Свидания ему назначаем». Что-то вроде того. Я думал, я его разорву. С-сука! И надо было! — у него даже губы побелели от злости, пока он говорил.

Итак, обозначилось первое несоответствие, и ситуация стала напоминать детскую логическую задачку: кто разбил окно, если известно, что соврал только один мальчик, у Васи никогда не было собаки, а Коля хорошо играет в футбол? «Анализировать — потом, — сказал я себе. — Сейчас главное — все запомнить». После третьей, не то четвертой рюмки Матвей несколько помягчел и даже согласился рассказать все, что помнил. Рассказ был, в общем, все тот же: чаепитие, Ольгин уход, кошачьи гонки… Глинка пошел вслед за Ольгой с лекарством… Потом Матвей отнес ей стакан воды… Заметим, что у него была блестящая возможно бросить туда по дороге все, что угодно — только это было до телефонного разговора… Я не решился спросить, о чем они с Ольгой беседовали и что рассердило его до такой степени, что все это заметили. Уж тут-то он точно послал бы меня куда подальше. Была в его рассказе еще одна деталь, которую не заметили предыдущие рассказчики.

— Оля тоже бегала за котом, — сказал он. — Когда твои ушли, она вышла к нам, попросила чаю и сигарету. А потом посмотрела на Глинку — и говорит: «Да не смотрите вы так на меня, доктор! Выпью я, выпью вашу таблетку!»

Все. Больше ничего нового не было. Может, я, конечно, не докопал… Я попрощался с ним и отправился к Глинке.

Он уже ждал меня в больничном саду — сидел на лавочке, о чем-то глубоко задумавшись. Я не опоздал, это он пришел раньше. Направляясь к нему, я немного боялся, что он начнет разговаривать со мной в своем обычном наставительно-ироническом тоне — «молодой человек» и тому подобное. Мне бы это помешало. Однако ничуть не бывало. Он был настроен вполне серьезно — чуть ли не в первый раз за всю историю нашего знакомства. Выслушал меня очень внимательно, ни разу не перебив, не задав ни одного вопроса, и сказал задумчиво:

— Ничего у вас, Володя, не выйдет.

— В каком смысле? — опешил я.

— Не сможете вы ничего выяснить. Котяра вам подгадил. Слишком бессистемно все перемещались — как броуновские частицы. Подсыпать отраву мог любой из нас… если, конечно, ваше предположение вообще верно.

— А телефон? Кто, по-вашему, мог слышать наш разговор?