Впрочем, она всех наших руководителей, кем бы они ни были и какой бы пост не занимали — называла одним простым словом «ганеф». И, что самое интересное — после смерти каждого из них оказывалось, что она была права…
После провала с Кагановичем Роза начала слать мне в лагерь посылки, чтобы я там не умер, и было за кого бороться.
Боже, чего только не было в этих посылках — сгущенное молоко, головка латвийского сыра, баночки паштета, вобла и свиная грудинка.
Этих посылок ждал не только я. Их ждал весь лагерь. И между нами — даже начальник.
Потому что начальник очень любил все, что делала Роза, особенно «лэках». Даже будучи антисемитом, он обожал еврейские национальные лакомства.
Начальник, конечно, боролся с этим. Но увы… Его желудок был сильнее идеологии. По-моему, из-за этой его странной любви в лагере было гораздо больше евреев, чем в других…
Я знал: когда, закрывшись у себя в кабинете, он жадно поглощал кулинарные изделия моей Розы — можно быть спокойным — ни наказаний, ни шмонов, ни карцеров в лагере не предвиделось. Правда, из-за этой его страсти мне пришлось отсидеть в лагере лишний месяц…
Но когда приходила посылка — в лагере был общенациональный праздник.
Я не обижал никого — ни воров, ни «медвежатников», ни троцкистов, ни правых, ни левых, ни бундовцев, ни врагов народа. Печенка и сыры Розы как-то незаметно объединяли все партии и направления, политических и уголовников, врагов народа и его друзей.
Мне даже казалось, что только постоянная нехватка продуктов питания в стране привела к столь резкому обострению классовой борьбы…
Наевшись, все классы успокаивались, и в лагере царил мир и покой. И даже часовые на своих вышках могли отставить карабин и немного полюбоваться луной…
Но посылки — посылками, а я продолжал сидеть.
И тогда Роза пошла на центральный вокзал, отстояла огромную очередь, взяла билет и поехала в Москву, в Кремль, к товарищу Сталину.
К сожалению, я не могу сказать вам точно, что именно произошло — то ли товарищ Сталин испугался Розиных вопросов, то ли международная обстановка, то ли просто время пришло — но он сдох! И встреча, увы, не состоялась…
И Роза вернулась домой. И, как все считали — ни с чем. И все, конечно, ошиблись.
— Все в порядке, майн кинд, — сказала она нашему сыну, как только сошла с поезда.
— Он таки успел тебя принять? — удивился тот.
— Мой дорогой, — ответила ему Роза, — он успел сдохнуть. И это гораздо важнее… Когда умирает отец — это горе. Когда умирает отец народов — это счастье!.. Мазл-тов, мой сын, что мы все осиротели! Скоро приедет твой папа!
И я таки скоро приехал. Что вы хотите — она была ясновидящей.
— Мне повезло, — сказал я, обнимая Розу. — Какое это счастье, что он так неожиданно умер.
— Неожиданно? — переспросила она. — Майн таэре, я для этого должна была поехать в Москву.
И она презрительно взглянула на меня — на человека, который думал, что Сталин умер сам по себе…
ЯНКЕЛЕВИЧ
. Что, уже суббота?ДЖАГА.
Да, время бежит.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Я очень рад вас видеть. Я так ждал встречи с вами, что не заметил, как пробежали три дня.ДЖАГА.
Если честно признаться — я тоже.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Мой дорогой, я ждал этой субботы, царицы субботы, как и должен ее ждать настоящий еврей.ДЖАГА.
Я — католик, но я ждал ее точно так же.ДЖАГА
вдруг дико закричал и взмахнул правой рукой, разрезав со свистом воздух.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Что с вами? В чем дело?..ДЖАГА.
Вы что — не видели субъекта?ЯНКЕЛЕВИЧ
. Видел, ну и что? Зачем так махать?..ДЖАГА.
Как это — зачем? Он находился в опасной близости.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Да, но взгляните, как вы его напугали… Старый человек вынужден так быстро бегать! И потом — спрячьте вашу правую руку — мы же, кажется, договорились.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Так вы, значит, спасли голландскую королеву?ДЖАГА.
И… и английскую.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Ну…?!ДЖАГА.
Да, меня за это даже чуть пэром не сделали…ЯНКЕЛЕВИЧ
. А почему же «чуть»?ДЖАГА.
Увы, я из простой семьи, из Прованса.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Из Прованса? И такое необычное имя?ДЖАГА.
Индийское. Телохранителю больше подходит ДЖАГА.ЯНКЕЛЕВИЧ. ДЖАГА…
И мама вас тоже звала ДЖАГА?ДЖАГА.
Тогда я еще не был телохранителем. Мама звала меня Жан-Жак.ЯНКЕЛЕВИЧ
. Боже, как меня!ДЖАГА.
Вы тоже Жан-Жак?!ЯНКЕЛЕВИЧ
. Нет, я Хаим-Мендл.ДЖАГА.
Почему же «тоже»?ЯНКЕЛЕВИЧ
. Тоже двойное. И очень схоже. Прислушайтесь: Жан-Жак-Хаим-Мендл, Жан-Жак-Хаим-Мендл… Вы не находите?ДЖАГА.
ДЖАГА
подскочил, выбросил вперед левую ногу и дико закричал.ЯНКЕЛЕВИЧ.
Вей! В чем дело?.. Вы чуть не прибили пожилого еврея.ДЖАГА.
Но он шел прямо на вас!