Второй закон

Вдавливая в пыль шаги, через дыру вошел собственной персоной почтенный наш Председатель. За ним следовал взвод дружинников в силовых боекостюмах, лейтенант Комаровский, возглавлявший их, нес компактный генератор свертки пространства. Сам Павел Петрович был безоружен.

— Дима, ты меня расстраиваешь, — Председатель укоризненно покачал головой. — Перевороты какие-то… Это не дело, понимаешь.

Климов потрясенно молчал. И продолжал молчать, когда двое дружинников отняли у него лазер. Павел Петрович глянул на меня.

— Мое почтение, Виктор Андреевич. Благодарю за помощь, хвалю! — Он махнул Климовским боевикам: — Отпустите его! С героями космоса так не обращаются.

Те повиновались.

— Ну и конечно, все пятеро, будьте добры, сложите оружие.

За Председателем был четырехкратный перевес, но дело не в том. Никто и никогда в нашем городе не поднял бы руку на Павла Петровича, и Павел Петрович хорошо это знал.

Под его взглядом люди Климова один за другим опустили на пол пушки.

Очевидно, это был момент моего торжества, но именно в эту секунду отчего-то мне сделалось жгуче, ядовито тревожно.

— Брат, — тихо-тихо шепнул Ник. На его лице были растерянность и страх. — Это он. Это он привез зеркальце.

— Он — кто? — Не понял я.

И вдруг капитан Климов заорал, реализуя свой последний мизерный шанс:

— Председатель — диверсант! Агент внешнего врага! Это он привез бомбу девять лет назад! Он хочет добить тех, кто все еще выжил! Не верьте ему!

Павел Петрович снисходительно взглянул на Климова, и его печальная улыбка оказалась громче капитанского вопля. Дружинники взяли капитана в кольцо стволов.

— Дима, грустно мне… Обидел. Больно обидел. Ладно… Отдай зеркало.

— Нет. Нет! Ребята, зеркало — бомба! Оно изменит еще один закон, и всем смерть! Всем!

— Отдай зеркало, — повторил Павел Петрович. Его рот не произносил этих слов, они просто раздались откуда-то. Голос пробрал до костей.

Климов потянул руку к карману кителя.

— Нет… Нет…

— Отдай.

— Нет! Помогите! — Прокричал капитан, а его рука совершенно самостоятельно протянула черное зеркальце Павлу Петровичу.

— Виктор Андреевич, я рад, что хоть вы меня поняли правильно, — сказал Председатель вслух. — И в мыслях у меня не было кого-то убивать. Жизнь прекрасна, и она должна длиться подольше. Для того я и искал зеркало — чтобы продлить жизнь. Отключить, а не активировать, понимаете?

С этими словами он взял из руки капитана Лерин талисман.

Поднес к глазам, странно хихикнул. Пробурчал под нос: "Ага… ага". Нажал что-то. Над зеркальцем раскрылся крошечный лазерный экранчик с цифрами. Я не мог рассмотреть его. Павел Петрович коснулся экрана и вздрогнул.

— Девять лет прошло… А миссия…

Он изменился в лице, глаза округлились и помутнели. Попытался набрать код, но пальцы не слушались его. Голос ломался.

— Впустую… девять лет! Провал! Сбой… сбой!

Он вновь попытался нажать, и пальцы судорожно сжались, терзая воздух. Председатель упал на колени.

— Нет, нет! Я спасал! Я спасу! Я… еще… время… Дайте… время!

Занес непослушную правую кисть над зеркалом, и левая рука разжалась, выронив прибор. Попытался поднять его — и обе ладони сжались в кулаки. Председатель бессильно ударил ими о бетон.

— Ну почему? Почемууу? Я не хочу так… Что плохого в том, чтобы… Ааа!

Павел Петрович уже не пытался поднять зеркальце. Стоял над ним на четвереньках, бессильно мотая головой, иногда свирепо лупил в пол кулаком, сбивая в кровь костяшки.

— Еще год… дайте еще год! Я исправлю… за чтооо?.. Зачем?!

Рухнул на бок, снова встал на колени, закачался — и вдруг запел:

— Светит месяц, светит серебристый. Светит яяяясная лунаааа!..

Он не помнил песню дальше этих слов и после паузы начинал заново:

— Светит месяц… серебристый! Светит ясная луунааа!.. Светит месяц… светит…

Иногда он вертел головой. Глаза были пусты, смотрели сквозь нас, не замечая. Из уголка рта сочилась слюна.

Я не мог поверить, что Павел Петрович, спаситель города, в прошлом — агент внешнего врага, за две минуты сошел с ума.

Первым пришел в себя Комаровский. Принялся трясти Председателя, попытался заговорить с ним — безрезультатно. Дружинники сгрудились вокруг, давали советы, кто-то принес аптечку. Нашатырь не помог, как и транквилизаторы. Павел Петрович прекратил петь, но по-прежнему не замечал нас, и на лице его не появилось ни тени мысли. Один из ребят сбегал в админкорпус и вызвал скорую. Тем временем лейтенант удрученно поднял зеркало. Лазерный экранчик над ним погас — истекло время гашения.

— Эх… Из-за этой хреновины… Как теперь будем?

— Да как-нибудь будем, Игорь Данилович. Нового Председателя изберем. Справимся. Еще ведь ни разу не было, чтоб не справились.

— Надеюсь. Зеркало я пока конфискую. На досуге подумаем, как с ним быть.

— Лейтенант, — подал голос Климов. — Вы хоть поняли, что это за штука? Вы осознаете, что ее необходимо обезвредить?

— А, капитан, — Комаровский хмуро глянул на Климова. — Пока я не отдал вас под суд за попытку переворота, расскажите-ка поподробней, с чего вы взяли, что это — бомба?

— Дайте хлебнуть. Я знаю, у вас есть.