А там…два мужика и уже лежащая на асфальте девчонка. Особо думать некогда было — я шмальнул в воздух для острастки, мужики убежали. Я к девочке. А у той бок ножом распоротый. Короче, я ее на руки в машину, Петровича набрал — делать все равно ничего не оставалось — куда бы я ее в три ночи вез? А так сразу в Клинику — а там врачи нормальные. Девочку осмотрели, бок сразу зашили — ничего серьезного, но крови она много потеряла. И медальон обнаружили. А дальше — я уже все сам раскрутил. Так самое страшное то, что одноклассница, которая медальончик подарила, ни о чем не жалела. И сделать ей за ее сеансы черной магии ничего нельзя было. В уголовном кодексе как- то статьи соответствующей еще не придумали. Но она сама наказала — после плотного контакта с активными спорами — в ауре девочки зародыш завелся…. так что в жизни случаи разные бывают.
Я слушаю Второго и с любопытством и со страхом. Знать, что все эти рассказы, которые напоминали пересказанные ужастики, на самом деле реальны — было действительно страшно.
Звонит телефон. Второй смотрит на экран и передает аппарат мне.
Я щелкаю слайдером и говорю — Привет.
Аленка здоровается в ответ и сразу передает привет Второму. Она говорит о том, что уже освободилась, купила целую сумку продуктов и готова ехать в гости. Я спрашиваю у Второго, готовы ли мы к визиту дамы и получив в ответ утвердительный кивок, говорю Аленке, что мы даже можем ее по дороге подхватить. Второй спрашивает, где она сейчас находится, уточняет, что будем там минут через семь. Я все это передаю Аленке и, договорившись обо всем, выключаю телефон.
— А где «цёмочки и обнимашки»? — передразнивает Второй, отбирая трубу. Мне хочется его пихануть в бок. Но во- первых, он за рулем, а во-вторых, настроение у меня хорошее и даже ерничанье Второго мне его не испортит.
— Так, Ромео, можешь еще минут пять о работе подумать? — он косится в мою сторону, наверно замечая блаженную улыбку.
Мне приходится сосредоточиться и взять себя в руки.
— Могу. Думаю.
— Я про дом Антона Семеновича. Надо дезинфекцию в любом случае проводить — чем быстрее, тем лучше. Но…Возможна загвоздка.
— Какая?
— Егор Петрович может не дать добро на бригаду чистильщиков. Во-первых — потому что всего лишь старые споры, а во вторых кто оплачивать выезд будет? Я как- то с трудом себе представляю, как объяснять Антону Семеновичу, что у него в доме вирусная опасность в виде черных спор. И по этому с него за чистку энная сумма. Хотя там же дел всего лишь на пару часов. Если с ультрафиолетовыми лампами пробежаться, то еще быстрее.
— Предлагаешь самостоятельно?
— Предлагаю. Только вот пока не придумаю как. Ладно. Утро вечера мудренее. Тем более, что завтра мне много нового рассказать должны.
Второй отвез Аленку домой и вернулся уже за полночь. Я как раз успел замести следы нашего грехопадения. Я, конечно, понимал что все это дело житейское, но было как то неловко за то, что у меня хоть какая-то личная жизнь есть, а Второй просто вынужден мирится с этим. Он же, будучи настоящим джентльменом, как только Алена переступала порог Берлоги, брал в руки ноут, прятал за пояс браунинг и, пожелав нам приятного вечера, шел дежурить на первый этаж поближе к выходу. Мы почти сразу договорились о времени. Я старался не задерживать ни Алену, ни Второго. Тем боле, что кроме личной жизни была еще и работа.
Второй ни о чем меня не спрашивал. И так, наверное, по моей довольной роже было все понятно.
Но и против следующих свиданий не возражал.
Тем более что Аленка, как настоящая хозяйка, оставляла после себя на только шлейф романтического приключения, а еще и вполне материальные вещи. Свежесваренный борщ, вымытую посуду, убранную кухню. Она пыталась заботиться о быте даже в нашей Берлоге.
— Ужинать будешь? — спросил я у Второго после того, как он вымыл тщательно руки.
— Буду — он сверканул белозубой улыбкой- Борщом на всю вселенную пахнет. Вот черти. Я пока вас ждал, думал — слюной подавлюсь. — Любовь твоя просила поцеловать тебя за нее, но извини, Ян — не буду. Мне девушки как- то больше нравятся.
Я тоже в ответ улыбаюсь. Мне давно не было так спокойно.
И словно чувствуя мои мысли, вмешивается телефон.
Второй долго смотрит на экран, словно не решаясь принять или нет звонок. После все же отвечает.
— Да, Гальцев. Слушаю.
Я настораживаюсь. Звонит утрешний незнакомец. Но суть разговора я не улавливаю. Второй почти все время молчит.
Градус разговора нарастает. Второй откровенно матерится — чего раньше себе почти никогда не позволял.
Он поглядывает в мою сторону, но в пылу разговора уже не особо осторожничает.
— Да, Никита. Да, я говорил. Но ты не имеешь права… Я по всем долгам заплатил… Да пошел ты к черту со своей просьбой…Машку это все равно не вернет… Это вы меня выставили за двери. Это лично ты кричал, что я урод и мне не место рядом с вами. Я и не настаивал. Вот только отца не надо в эту историю втягивать. Он мне до сих пор не простил. Да потому, что не умею я правильных выборов делать. Ладно….Завтра. В 12 на набережной. Ни к себе звать не хочу, ни к вам не поеду. Я буду не сам.