– Кто здесь? – удивился Бадис. И не мудрено: повар сидел на кухне, отделенной от основного помещения стеной с небольшим окошком.
– Я, – незатейливо ответил Арристис.
Бадис пошел на звук и увидел в окне пернатого получеловека-полуптицу. В детстве барду рассказывали об этой тюрьме, но увидеть ее воочию довелось впервые. Это не помешало плану созреть в его юном неокрепшем уме.
– Вы, наверное, повар? – уточнил у тукана Бадис.
– Наверное, – иронично заметил Арристис.
– Когда вы покормите нас? – задал мальчик неожиданный вопрос.
– Ты что, заключенный? – усмехнулся тукан.
– Да, – совершенно спокойно ответил Бадис.
– Караул, охрана! – завопил повар. – Я буду отбиваться, у меня есть нож.
– Они все заняты, – также вальяжно сказал бард. – Если сделаешь маленькое одолжение, я тебя не трону.
Бадис продемонстрировал кифару, удачно блеснувшую струнами, которые отразили луч закатного солнца.
– Какое одолжение? – Арристис изобразил крайне услужливого официанта.
– Дай, будь добр, пшеницу, – вежливым тоном попросил мальчик.
– Уно моменто, – произнес тукан и сам удивился, что за чудной язык сейчас прозвучал. Наверное, услышал на улице. Чертова глобализация.
Получив заветный мешок, Бадис ляпнул что-то в благодарность. Перед тем, как помчаться на помощь, мальчик оставил кифару в углу, строго наказав повару не прикасаться, иначе его поразит молния.
– Где тебя носило? – недовольно спросила братца Латис, отбиваясь от настырного стражника ногами.
– Ш-ш-ш, – Бадис демонстративно поднял перед собой мешок с пшеницей. Голубки, учуяв еду, перестали драться и замерли в напряженном ожидании.
– Ты получил власть, которая и не снилась нашему отцу, – восхищенно прошептал Гадис.
То, что произошло дальше, трудно описать человеческими словами. Рассыпавшиеся по полу зернышки словно магнит притянули стражников, со зверским аппетитом бросившихся к угощению. Остроперые голубки побросали узников и под общий гомон стали наворачивать внезапную манну небесную. Даже психически нестабильный Гуль-Буль после непродолжительной борьбы с собой присоединился к сослуживцам.
Ликованию освобожденных не было предела. Натахтал даже решил поносить юного барда на руках, чем он тут же и занялся, презрев межрасовый этикет. Серетун дружески похлопывал воителя по плечу, отмечая недюжинный вклад в успешное предприятие. Латис крепко обняла Гадиса, позабыв обо всех пакостях братца. Астролябия тоже хотела кое-кого обнять – а именно, Натахтала, – но постеснялась, оставив за собой право просто радостно скакать. Бомжеватые ниндзя…
Босяков и след простыл. “Наверное, ушли по своим ниндзевским делам”, – подумал Серетун и тут же одернул себя. Что еще за ниндзя? Слова такого никогда не слышал.
– Может, сбежим, наконец? – украдкой поинтересовался Бадис, оставшийся на периферии импровизированного карнавала.
Толпа бывших заключенных выразила согласие простым бегом в сторону лестницы. По дороге Латис приостановилась и погладила за холкой Гуля, прошептав: “Бедный птенчик”, а потом припустила еще быстрее прежнего.
Пролет за пролетом, компания друзей одолела многочисленные этажи тюрьмы, оказавшись на свободе.
Осталось только перелезть через забор.
Зубчатые штабеля прессованной древесины скрывали весь квартал от любопытных глаз. Сверху их покрывали битые бутылки, придавая конструкции нелепый вид. За специфическую архитектуру тюрьму прозвали в народе Пейтеромской Сечью, но из местных уже почти никто не помнил об этом.
– Поколдуй немного для приличия, – Натахтал легонько пихнул Серетуна локтем в бок. – Мне твоя дуга в лесу очень понравилась.
– Что это такое? – возмутился Гадис. – Как разбудить друга, так надо силы экономить, а как показать дешевый фокус – так пожалуйста?
– Вырастешь – поймешь, – многозначительно ответил великий чародей, с удовольствием отметив, что Натахтал не придал значения выпаду мелкого недоучки.
– Отойдите все, – предупредил воитель. – Сейчас будет магия.
Беглецы выстроились полукругом за спиной у Серетуна. Волшебник щелкнул пальцами. В руке возник сноп искр, который тут же вонзился прямо в сухие колышки. Получился небольшой пожар.
Продолжая щелкать в такт воображаемой музыке, чародей посылал в стены все новые и новые частички пламени, разжигая настоящее городское огнище. Древесина, быстро сгорая, обращалась в горстки угля. Заостренные концы осколков валились на землю без шума, заколдованные волшебником, чтобы не привлекать внимания. Огонь, к удивлению публики, тоже вел себя странно и не перекидывался на ближайшие соломенные крыши, оставаясь в пределах тюремного квартала.
Когда последние метры стены обратились в пепел, Серетун гордо переступил линию битого стекла и сказал:
– Добро пожаловать на волю.
Беглецы побежали за чародеем. И все было бы замечательно, если бы не возникшие из-за угла дозорные, которые прервали патруль, заметив огненное зарево над тюрьмой.
– Ну спасибо, – пробурчала Латис. – Что теперь делать? Мы вне закона.
– Как-то я об этом не подумал, – ответил Серетун и очень по-Натахталовски почесал затылок.
Глава 17