Вторжение

Вообще те, кто это устроил, сделали все очень грамотно. Выбрали момент, когда в расположении остался почти один молодняк, а старослужащие либо ушли в увольнительную, либо уехали на учения (их всех потом просто не пустили обратно в часть), черновую работу поручили отмороженным дагам, а затем просто занесли чемоданы с деньгами командованию, а солдатам предложили контракты вдвое больше прежнего.

Недовольным предложили собрать личные вещи(это после сегодняшнего шмона-то!) и убираться восвояси.

Валиулин с Сажиным так и сделали. Собрали что осталось, последний раз посмотрели на казарму, на крыше которой какие-то говорящие по-английски хлопцы монтировали спутниковую антенну, и мимо расхаживающих с автоматами дагов, направились за ворота. С ними ушли еще пятнадцать человек, включая старлея Зенина.

Михаил Гришин

29.04.2024 г. Москва Ново-Косино.

Где-то там на верху ветер, словно четки, перебирал податливые верхушки деревьев. Солнце, явно отлынивая от своих прямых обязанностей, досматривало десятый сон, укрывшись с головой ватным одеялом из облаков.

Холодно, сыро, противно. Ни один хозяин еще не выгнал на улицу свою собаку, а я уже плетусь по замусоренной опушке леса в направлении столицы.

Холод меня и разбудил. В тот дом можно было забраться только через разбитое окно второго этажа, с крыши пристройки. Несмотря на всю ветхость жилища, к своему стыду, я так и не смог ни выбить дверь, ни отодрать хлипкие на вид ставни.

Спалось на вонючем старом матраце плохо. В голову лезли мысли о местных клопах и пришлых солдатах. Да еще постоянный гул вдалеке и позвякивающие пыльные стаканы в рассохшемся трюмо, скажем так, не способствовали.

Как я потом узнал, это была бесконечная вереница транспортников всех мастей и расцветок. От старичков С-17 и 'Мрии', до 'Кондора', фотографии которого только-только появились в интернете. Как это там… Все флаги в гости к нам. Да.

В безуспешных попытках согреться, я бежал трусцой вдоль пустынной дороги и, массируя плечи, бубнил себе под нос присказку из старого, еще советского фильма:

— Надо меньше пить. Пить меньше надо.

Когда же, наконец, перестал скакать и растирать окоченевшие уши, со стороны шоссе, к которому я шел и на котором рассчитывал поймать попутку до Москвы, стали явственно доноситься лязг гусениц и порыкивание дизелей. Как любой мальчишка, воспитанный на фильмах про войнушку, сразу просек, что там твориться, и повернул назад. Даже если это и наши, то все равно в такое время простому гражданскому оболдую нечего делать рядом с колонной бронетехники.

На всякий случай углубился мальца в лес. Конечно скакать по оврагам и спотыкаться о корни никакого удовольствия, но береженного бог бережет. Так я шел минут двадцать. Наслаждался особенной атмосферой ранневесеннего подмосковного леса, умиротворяющей тишиной и просто свежим воздухом. Кажется, даже начал мурлыкать себе под нос куплет известной песенки:

— А в Подмосковье водятся грибы. Ягоды, цветы…

Стоп! Что-то воздух не такой уже и свежий. Сладковатой гнильцой откуда-то спереди тянет.

Благостное состояние с меня так и слетело. Перед глазами явственно встали горы трупов замученных американцами людей. Я сначала ломанулся прочь, не разбирая дороги. Потом остановился.

Нет! Я должен это видеть! Должен снять это на камеру смарта.

Осторожно и медленно, чтобы ненароком не влезть во что-нибудь, пошел на все усиливающийся запах.

Вот и поляна среди ольховой заросли впереди просматривается.

А что это такое там среди деревьев белеет?

Тысячи куриных тушек! Десятки тысяч. А дальше горы из колбасы, ветчины, сосисок…

Обошел все это по большой дуге. За мясными завалами начинались сырные, дальше кучи коробок с супами и кашами быстрого приготовления. Поднял несколько штук. На всех упаковках срок годности двадцать шестой год. Мясные продукты тоже свежие. И сыры. Были свежими…

Зачем их сюда выкинули? Кто? И почему именно сюда? От глаз людских подальше?

Помню, батя рассказывал, что когда валили Союз, в портах гноили контейнеры с рыбой и импортной птицей, на элеваторах зерно, а вот колбасно-мясную жратву сваливали в лесу. Горбачеву нужен был голодный и озлобленный народ, созревший для будущего спасителя с его западными кредитами.

Под запад и легли тогда за хавчик. А за каждый взятый в долг рубль отдавать, потом пришлось десять, И что, опять все повторяется? Придет добрый дядя и накормит? А жратва, тем временем по лесам гниет.

Паскудно как-то на душе. Чувствуешь, что тебя развели по-крупному, пока ты там копил на отпуск в Анталии и мечтал когда-нибудь купить подержанную 'Октавию', а сделать ничего не можешь. Хочется придушить кого-нибудь.

Ближе к обеду, отмахав километров пятнадцать, перешел на другую сторону от железной дороги и… Заблудился в каких-то гаражах и сараюшках.