Вторжение

— Ты это, Жор: точно хочешь этим заниматься? Люди есть, я могу включить в группу кого-то еще.

— А я что, рожей не вышел?

Гензер снова помялся, что было ему несвойственно.

— Слушай, ну ты сам все понимаешь. Жор, ты у меня был одним из лучших оперов всегда. Если не лучшим. Но — был. А сейчас… сам подумай. Приходишь каждый день к обеду, от тебя перегаром за версту прёт. Куча висяков. Расслабился ты. Или надоело все, я не знаю. Так что сам решай. Выходишь из темы — выходи. Остаешься в группе — завязывай с бухлом и включайся в работу.

Суровая правда от начальства.

— Здесь все по-другому, — сказал Буров. — Они могли подстрелить моего сына. Завтра в девять буду на месте, не волнуйтесь.

Гензер испытывающе посмотрел на опера. Непонятно, остался он доволен или нет. Гензер просто кивнул и пошел к своей машине.

Буров закурил. Пива хотелось еще больше, чем раньше, тоскливо понял он. До мандража в руках. Мысленно Буров выматерился. Он вспомнил, когда впервые ушел в запой. Это было после смерти Наташи. Тогда ему никто не сказал ни слова. Все понимали, сочувствовали и входили в положение. Но время шло… А Буров начал привыкать к тому, что все молчат, сочувствуют и входят в положение.

Мрачно выбросив окурок в урну, Буров уже направился к своей машине — и в этот момент заметил бомжа. Опухший, небритый, грязный и лохматый. Типичный спившийся маргинал без крыши над головой. Он неуверенно шагал к зданию, глазея на ОВД, словно на аттракцион. В руке бомж нес спортивную сумку, новенькую и целехонькую — сумка резко контрастировала с внешностью оборванца.

— Ты к кому? Чё надо? — грубо спросил Буров. Он даже обрадовался появлению бомжа: можно хоть немного сорваться и дать выхлопа требующим градусов нервам.

— А вы это, тут работаете? — неуверенно прохрипел бомж прокуренным и пропитым голосом.

— Допустим. Чего надо, говорю?

— Тут работаете? Тогда вот. Это вам.

Бомж протянул сумку Бурову. Буров нахмурился, готовый наорать на наглого оборванца. Но тот поспешно обернулся и зашагал прочь.

— Что такое, Иваныч? — это был помдежа Темиргалиев, вышедший на крыльцо покурить. Не отвечая, удивленный и озадаченный Буров склонился над сумкой. Расстегнул молнию. И ахнул.

— Задержи его! — заорал Буров. — Бомж! Тормозни его! Эй, ты, стоять! Стой!

Бомж пустился наутек, но бегал он отвратительно — уже через несколько метров он споткнулся и едва не растянулся на земле, а когда сумел устоять и продолжил бегство, Темиргалиев уже был рядом.

— Куда? Тупой или глухой? Тебе сказали, стой! Назад давай!

— А я че, я ниче, это, я ниче! — испуганно забубнил бомж, на всякий случай съеживаясь, чтобы выглядеть еще более жалким. Но, подстрекаемый суровым Темиргалиевым, все-таки побрел к отделу.

Буров склонился над сумкой. Внутри, один на другом, лежали прозрачные полиэтиленовые пакеты, обмотанные скотчем и битком забитые мелким порошком светло-серого, почти белого, цвета. Буров вытащил один из пакетов. Сбоку он различил маркировку: круглый символ, похожий на печать, с арабской вязью по кругу. В центре штампа виднелись цифры: «999».

У ног Бурова стояла полная сумка героина.

*

— Не мое это. Мне чужого не надо, начальник.

— Сморчок, посмотри на себя.

Бомж проглотил оскорбление.

— Да я не заглядывал даже, в сумку-то. В натуре! Нафига оно мне. Я как лучше хотел…

— Как лучше кому?

— Мне просто дали денег. Мол, отнеси сумку и передай ментам. Полицейским то есть. Я так и сделал. Остальное меня не касается, начальник. Дали мне двести рублей, на пузырь и на еду хватит. А больше мне не надо ничего…

Помолчав, бомж опасливо осведомился:

— Вы это… деньги мне отдадите? Это же мои.

— Это уже не твои деньги. Теперь это вещдок. Так что ты в пролете, чувак.

Бомж выматерился. Поковырялся в гнилых зубах.

— Знал бы, хрен бы я пошел.

— Тебе нужны деньги на пузырь? Я могу дать тебе пару сотен. Взамен тех, которые забрал у тебя.

— Да ладно, — бомж недоверчиво и удивленно взглянул на Бурова. — В натуре, начальник?

— Почему нет. Если ты постараешься. И если ты вспомнишь, как выглядел тот мужик.

Бомж вздохнул, но теперь он был очень заинтересован в помощи оперу.

— Значит, так. Ростом с вас. Лет 40 ему, или больше. Худой такой. И волосы начинаются… ну это… далеко, почти у макушки. — бомж ткнул пальцем в свою грязную шевелюру, показывая линию волос.

— Залысины у него?

— Чего? А, ну да. Почти за лысиной волосы, ага. И щеки у него такие… внутрь…

— Впалые? — бомж удивленно кивнул, поражаясь способностью Бурова находить меткие слова. — Так, а одежда? Как он был одет?

— Да обычная одежда, начальник. Как у всех.

— Мозги свои напряги, — грозно одернул Буров бомжа. Тот заторопился:

— Эээ, джинсы, значит. Безрукавка такая, с карманами, пятнистая.

— Камуфляжная?

— Может, как и фляжная, ага. Пятнистая. Как у солдафонов или рабочих. Ну, знаете, начальник, сейчас спецовки такие. У меня куртофан тоже был такой, пока не порвался совсем…

— Видел его когда-нибудь раньше?

— Ну… может быть. Хрен его знает, начальник. Обычный мужик с виду.

— Ладно. Где вы с ним пересеклись?