Вторжение

Романо в нарушение собственного распоряжения метнулся к иллюминаторам левого борта. Рейдер двигался на север, а значит, через них можно было увидеть приближающиеся с запада летательные аппараты. Примеру генерала последовал весь его штаб. По словам, которые офицеры обычно не позволяли себе в присутствии дамы, Ольга поняла, что дело серьезное.

-Сеньора фотограф, прошу вас, - Романо охрип от волнения, или ей просто так кажется? - Вы нужны здесь, вы и ваш фотоаппарат.

Ольгу не нужно было просить дважды.

Сначала она увидела точки. Но уже через несколько секунд эти точки превратились в чёрточки, а затем начали приобретать очертания самолётов. По-настоящему огромных самолётов.

-Бомбардировщики, - прошептал кто-то из адъютантов Романо, - Верховное Существо свидетель, генерал, это бомбардировщики!

-Десять, двадцать, пятьдесят, сто, - Ольга сбилась, начала сначала, снова сбилась, мрачно выругалась, понимая, что это бесполезно. И без того было понятно, что самолётов несколько сотен.

-Мы сможем уйти? - голос Романо, тихо шепчущего в передатчик, не слышно за рокотом двигателя, но, о чём он спрашивает, понятно без слов. Все пассажиры рейдера сейчас задавали себе этот вопрос: сможем ли мы уйти?

Смотреть на генерала и пытаться понять по выражению его лица, какой ответ даёт ему пилот, невыносимо. Ольга подняла камеру к глазам. Пусть каждый займется своим делом. Её дело - фотография. И она будет фотографировать, пока не сойдёт с ума от страха.

Самолётов очень много. Они приближаются в строгом порядке, который Ольга про себя назвала “летучими ромбами”. На западе, откуда летят самолёты, облачно. Густые перистые облака стелются над западным морем, и огромные величественные самолёты словно зарождаются сами по себе где-то в сырой облачной глубине. Щелчок! Ещё щелчок! Ольга не знала, на какой скорости сейчас летит рейдер, но как бы стремительно не двигался летательный аппарат, небо к западу от них по-прежнему занимали быстро приближающиеся гиганты.

Краем глаза Ольга заметила, как Бьорсон что-то быстро строчил в своей записной книжке, но подробно рассмотреть не смогла. Нужно было фотографировать. Фотографировать, пока грозные гиганты не исчезли из объектива. Или пока не сбили их маленький рейдер к чёртовой матери. Пленка кончилась. Ольга отскочила от окна, словно в руках у неё был не фотоаппарат, а винтовка, и сейчас ей нужно быстро перезарядиться, прежде чем противник откроет ответный огонь. Ольга бережно вытащила отснятую плёнку, заменила её на новую и вернулась к окну, но горизонт уже был пуст. Рейдер проскочил занятое самолетами пространство и теперь в иллюминаторе мелькали лишь серые волны моря. Бьорсон прекратил строчить и жестом поманил Ольгу на соседнее сидение.

-Записываю переговоры, - сказал он тихо, указывая толстым пальцем на наушники, - Пилот говорит, что эскадрилья, которую мы видели, взяла курс на юго-восток. Судя по направлению, позиций Директории они коснутся лишь самым краем. Романо приказал обойти их и следовать дальше на запад.

-Куда? -ахнула Ольга.

-Туда, откуда они прилетели, - мрачно сказал Бьорсон, - так что рекомендую тебе перезарядить камеру, девушка, и…

Он замолчал, красноречиво подняв палец вверх. В консервативной Склавии было не принято молиться или иначе проявлять своё желание вверить судьбу высшим силам. “Верховное Существо есть творец и недостижимый идеал, к коему следует стремиться. Просить его устроить твою судьбу, значит пренебречь той свободой, кою оно дало тебе при творении,” - так говорили на проповедях священники Синода. Молитва суть слабость. Уповай на себя. В этом склавийцы были гораздо более строги, чем норжцы и, тем более, богобоязненные джирапозсцы. Предложить молитву члену правящего дома Государства означало неминуемо обидеть его, и Снорри всем своим видом показывал, что не хочет обидеть Ольгу, однако их шансы выжить без божественного вмешательства чрезвычайно малы.

Ольга повернула голову, пытаясь увидеть Романо. Он вместе со своими адъютантами сидел у самой кабины пилота. Разложив на низком журнальном столике карты, планшеты и записи, штабные что-то бурно обсуждали вполголоса, явно не желая, чтобы их услышали журналисты. Романо молча водил линейкой по одной из карт, время от времени односложными фразами одергивая наиболее разошедшихся офицеров. Наушники со встроенным передатчиком лежали рядом с ним на пустом сиденье.