Молли держала пистолет обеими руками, нацелив его на красивое лицо.
— Я забираю их отсюда.
— Разве что мертвыми.
— Если уж до этого дойдет, то умрешь только ты.
— Если уж до этого дойдет, — насмешливо повторил он. — Какая-то у тебя путаница насчет правильного и неправильного, дорогая Молли. Ты могла бы пристрелить меня в таверне, но позволила уйти. Позволила уйти, чтобы я продолжал творить зло?
Она покачала головой.
— Ты недооцениваешь меня.
Дрожа, поджав хвост, опустив голову, Вергилий проскользнул мимо Рендера, чтобы присоединиться к детям.
Рендер одарил Молли одной из своих убийственных улыбок, теплота которых так очаровала ее мать, что она согласилась стать его женой.
— Если ты убиваешь собственного отца, для такого деяния есть специальный термин. Раtricide[29], если не ошибаюсь.
— У меня нет отца, — парировала она.
— Ты говоришь себе, что нет, но не убеждена и этом. Ты знаешь, в тот день я пришел в твою школу, потому что любил тебя и не хотел потерять.
— Ты никогда никого не любил, кроме себя.
— Я любил тебя так сильно, что в тот день убивал, чтобы забрать тебя, убивал всех, кто вставал у меня на пути, чтобы получить шанс воспитать тебя, как положено хорошему отцу.
Он шагнул к ней.
— Не приближайся, — предупредила она. — Помни, в тот день я выстрелила в тебя дважды.
— И в спину, — согласился он. — Но тогда ты была наивной, не знала всех сложностей, связанных с правильным и неправильным.
Он сделал еще шаг, протянул руку, ладонью вверх, словно хотел установить эмоциональную связь.
Она попятилась.
Он же продолжал сближаться с ней.
— Обними папулю, давай присядем и все обговорим.
Молли уже стояла на пороге двери в денежное хранилище. Она могла отступать и дальше, в маленький вестибюль, но тогда дети остались бы с ним.
Он продолжал идти к ней, с протянутой рукой.
— Твоя мать всегда верила в силу любви, в мудрость дискуссии. Она говорила, что всего можно достичь доброй волей, стремлением к компромиссу. Разве она не научила тебя этому, Молли?
Она выстрелила ему в грудь. Хранилище не заглушило выстрела, он ударил по барабанным перепонкам. Словно они стояли в огромном колоколе.
Она услышала, как закричали дети, периферийным зрением увидела, что некоторые зажали уши руками, другие закрыли ими глаза.
Пуля сотрясла Рендера. Его глаза широко раскрылись. И он улыбнулся.
Она вогнала в него вторую пулю, третью, четвертую, но он не падал. Четыре входных отверстия появились на груди, но из них не хлынула кровь.
Молли опустила пистолет.
— Ты уже был мертвым. Был мертвым, когда пришел в таверну.
— Когда все начало разваливаться, некоторые охранники клиники, в которой я находился, отпускали нас. Из жалости, из сострадания, чтобы не оставлять запертыми в клетках, как животных, где мы умерли бы с голоду. Но среди них были двое, которые не хотели, чтобы мы вышли на свободу. И убивали нас в наших камерах, прежде чем сами ушли.
Перед ней стоял не ее отец, а его трехмерная копия, неотличимая от оригинала даже в мельчайших подробностях. Теперь он изменялся, становился тем, кем был на самом деле: черно-серым существом, лицо которого сначала взорвали изнутри, а потом без особого старания восстановили. Глаза были огромные, как лимоны, выпученные, ярко-красные, с эллиптическими черными зрачками. Из плеч торчали костяные острия. Черные кожистые крылья большими складками лежали вдоль боков.
Она знала, что перед нею существо с другой планеты, один из тех, кто пришел, чтобы захватить Землю.
Когда он показал ей свои большие, с когтями, могучие руки, она увидела в каждой из них лицо. В отличие от лиц в грибах-сферах, эти были более реальными, просто настоящими. В левой руке пришелец держал лицо Майкла Рендера, в правой — Винса Хойта, футбольного тренера, безлицая фигура которого стояла теперь в фойе банка.
Инопланетянин сжал пальцы огромных рук, и из кулаков в агонии закричал ее отец, а потом Винс Хойт.
Когда он разжал руки, Молли увидела в левой лицо знаменитого политика, в правой — известной актрисы. И они тоже отчаянно закричали, когда пальцы вновь сжались в кулаки.
Бесформенный рот существа напоминал рану, а когда он заговорил, она увидела зубы, похожие на осколки стекла.
— Я позволю тебе оставить свое лицо и выйти отсюда с четырьмя ягнятами. Но только с четырьмя. Ты выберешь одного, который останется здесь.
Сердце Молли колотилось так сильно, что сотрясало все тело, а пистолет в ее руке ходил ходуном. Она посмотрела на пятерых детей, которые слышали предложение существа. Она бы скорее умерла, чем оставила здесь одного из них.
Она посмотрела в алые глаза и, пусть они принадлежали инопланетянину, смогла прочитать их выражение и осознала главное. Как ходячий труп Гарри Корригана, как Дерек Сотель в его твидовом пиджаке и галстуке, как Майкл Рендер, как говорящая кукла и ходячие колонии грибов, как практически все и вся, с чем она сталкивалась после того, как проснулась от шума дождя, это существо было агентом отчаяния, стремящимся лишить ее надежды.