Вторжение

Вероятно, этот резкий каркающий голос принадлежал машине-посреднику. Даже наверняка, решил Литвин; только компьютер мог разобраться с чужим языком за несколько часов, слушая их разговоры. Он прикинул мощность такого устройства и ощутил озноб. Потом медленно произнёс:

— Где третий человек, который был с нами?

— Нет термина для обозначения места.

Точно, машина, мелькнула мысль. Компьютерный разум, кто бы его ни спроектировал, подчиняется законам логики: если спрашивают «где», значит, речь идёт о месте.

— Третий человек, который был с нами, исчез. Почему? По какой причине?

Эта формулировка оказалась понятной. У потолка каркнуло:

— Изъят для исследований.

— Каких?

— Для ответа не хватает терминов.

— Он стал лучше говорить, — произнёс Литвин, обернувшись к Макнил. — Строит предложения правильно.

— Только информации не даёт, — мрачно заметила она.

— Не будь к нему строгой. Это всего лишь машина.

Они замолчали, обмениваясь тревожными взглядами. Голос раздался снова:

— Бино тегари должны говорить. Больше слов — лучше возможность для понимания. Взаимный интерес: задать вопросы, ответить на вопросы.

— Тут ты прав, железяка, — согласился Литвин. — Скажи, что означает бино тегари?

— Чужие разумные.

— Не так плохо, как можно было ожидать… У термина бино фаата тоже есть значение? Какое?

— Разумные существа Третьей Фазы.

— Третья Фаза — это планета? Небесное тело?

— Нет. Стадия развития цивилизации.

«Разговорился, — подумал Литвин. — Ну, спросим теперь о более важном предмете».

— Человек, который изъят… Исследования могут быть для него опасны?

— Вопрос непонятен.

— Исследования могут нанести ему вред? Нарушить функционирование организма?

— Для ответа не хватает терминов.

Литвин переключился на другое:

— Цель появления бино фаата в Солнечной системе? Что вам нужно, парни?

— Для ответа не хватает терминов.

Он задал ещё несколько вопросов, потом прекратил диалог. По утверждению компьютера, терминов катастрофически не хватало. Особенно тогда, когда Литвин пытался выяснить нечто важное.

— Эта консервная банка морочит нас, — пробормотала Эби.

Литвин кивнул, устроился рядом и начал рассказывать ей, как в восемьдесят третьем в первый раз садился на Венеру. Транспортные корабли и маломощные фрегаты для этого не годились; снабжение научных станций ОКС и смену персонала осуществляли крейсера. Однако и крейсер не рисковал нырнуть в бурлящую атмосферу без разведки. Проблема состояла в том, что облачные массы не поддавались глубокому зондированию, и между слоями облаков корабль мог угодить в циклон или нисходящее течение, а дальше всё определялось удачей: или о скалы разобьёт, или утопит в лаве, или швырнёт в океан, откуда в принципе можно выбраться. Поэтому крейсер спускал наблюдателей в малых машинах, и были они лучшими из лучших, но наполовину смертниками, если приближались по неосторожности к зонам турбулентности. Однако добровольцев хватало; лишь вернувшегося с Венеры пилота считали доведённым до кондиции. Литвину повезло — он вернулся.

Макнил вроде бы слушала его и не слышала; взгляд её метался от тёмного купола к входной мембране, но Литвин упрямо продолжал рассказ. С одной стороны, это позволяло скрасить ожидание, с другой — насытить информацией компьютер чужаков. Взаимный интерес, как ему намекнули: задать вопросы, ответить на вопросы.

Он перешёл к описанию вихрей, круживших «гриф», когда у мембраны возникли два охранника. Следом ещё двое, ведущих Рихарда; вместе с ним они миновали проём, отпустили его, развернулись и исчезли. Коркоран, неуверенно двигаясь, сделал пару шагов. Лицо его было странным: глаза блуждают, уголок рта подёргивается, струйка слюны течёт по подбородку.

Литвин и Эби бросились к нему.

— Что с тобой? — руки Макнил легли на плечи Коркорана.

— Ничего, — с неуверенным видом произнёс он и повторил, когда его усадили у стены: — Ничего.

Литвин нахмурился.

— Ничего? Где ты был, Рихард?

Коркоран потёр висок. Спазматическое дрожание губ стало сильнее, но все же он выдавил:

— Плохо помню… Свет… много света… звуки, шорохи, шумы… что-то мелькает как в стробоскопе… слишком быстро, не разобрать… — Черты его вдруг исказились, и Литвин не сразу понял, что Рихард улыбается. — Я… я последовал твоему совету… ты говорил, помнишь?.. Насчёт таблицы умножения… Решал задачу… падение тела при осевой гравитации…

— Они лезли тебе в мозг? — спросил Литвин, чувствуя, как по спине побежали мурашки. — Эти исследования — ментальный эксперимент? Что они делали с тобой?

— Свет… — снова пробормотал Коркоран. Взгляд его сделался пустым, кожа на лице обвисла, с губ потекла слюна. — Свет и шорохи… Глаза… без зрачков… волосы… зелёные… Если бесконечная нить источник поля тяготения… если тело… падает…

Бормотание стало совсем неразборчивым — Рихард засыпал. Эби, бледная как мел, молчала. Рыжие волосы расплескались по её плечам, рот был стиснут так, что губ почти не видно.

Литвин погладил её по спине. В личные дела подчинённых он не вмешивался и об истинных чувствах лейтенантов Абигайль Макнил и Рихарда Коркорана не знал. Похоже, всё-таки не мимолётный флирт, а что-то посерьёзнее…