Вторжение

Хотела бы я до конца осознать то, что сейчас происходило. Но не могла. Прожитые ими тысячелетия, опыт, который каждый из них получил, цели, к которым они шли, мечты и надежды, толкавшие их вперед и приведшие в этот коридор, заваленный телами хасаров, – все это было настолько же непостижимо, как и те чувства, что заставляли их сейчас делать и говорить совершенно не то, чего они жаждали.

– Хорошо, отец. Я тебе верю. – И, поймав взгляд Вилдора, в котором он не смог скрыть удивления, с поразившей меня убежденностью добавил: – Теперь – верю.

И этот миг стоил того, чтобы пройти весь путь до конца. Чтобы увидеть, как облегчение касается одного, а радость принятия – другого. И я очень надеялась, что мне дано будет узнать, что именно заставило Закираля произнести эти слова.

– Сэнар. – Вилдор первым отвел взгляд, вновь став тем, кем я привыкла его видеть – неукротимым правителем Дарианы.

– Моя госпожа. – Тер скользнул ко мне еще до того, как последний звук сорвался с губ ялтара. – Повинуясь своей клятве, я прошу у вас чести сразиться с тем, кто нанес вам оскорбление, чтобы смыть его пролитой кровью.

«Говоришь, это самое малое, что ты можешь для меня сделать?»

Даймон сделал вид, что я разговаривала со стеной. Хотя стоило признать, что такое решение этого вопроса меня устраивало значительно больше. Одно дело отнять жизнь, защищая свою, другое… Я не хотела, чтобы эта кровь осталась на руках Вилдора, но и обагрять свои особого желания не испытывала.

«Хоть подскажи, что я должна ему ответить», – недовольно фыркнула я, получив в ответ:

«Пусть твоя клятва ведет тебя по дороге чести».

От троих из четырех, что были на связи. Сам дарианский кошмар решил не усугублять свое положение.

И я повторила. Теперь уже вслух.

– Пусть твоя клятва ведет тебя по дороге чести.

И даже не взглянула в сторону вскочившего Яланира – Вилдор тут же освободил того от сдерживающего его заклинания.

С этого мгновения судьба старшего сына нынешнего правителя Дарианы была решена.

– Лера. – Вилдор, видя, что происходит в моей душе, чуть сдвинулся, закрывая собой начавшийся за его спиной бой. – Здесь сейчас будет шумно. Я бы хотел, чтобы ты вместе с женой моего сына отправилась во дворец к повелителю Арх’Онту.

Наверное, я должна была радоваться, слыша его слова. Но конец этой истории был все ближе, и я не то чтобы теряла уверенность – нет, я оказалась внутренне не готова к тому, что неумолимо приближалось, становясь действительностью.

А азарт закончить начатое ослабевал с каждым мгновением. И там, где в моем голосе звучала насмешка и ехидство, вполне могли быть горечь и отчаяние.

– Хорошо, я сделаю это. Но, прежде чем это произойдет, могу ли я хотя бы частично утолить свое любопытство? – Я пыталась говорить спокойно, но у меня это плохо получалось.

И не только буйство противоречивых чувств, которые меня обуревали, мешало этому. Но и визг мечей, временами сливающийся в тонкий и высокий звук. Взлетающие в воздух полы набиру. Напряженный взгляд Закираля, который искоса наблюдал за схваткой моего тера и своего старшего брата. Хрупкая женская фигура, юным деревцем застывшая рядом со своим многовековым собратом, в которой мне одновременно виделась и скрытая за щитами печаль, и прорывающееся сквозь них удивление, – она явно не ожидала стать свидетелем таких событий. И отстраненность Айласа, похоже, ожидающего того мгновения, когда он сможет организовать ту шумиху, про которую упомянул Вилдор.

Все это смешивалось в какую-то непостижимую картину. Хотелось встряхнуть головой, избавляясь от наваждения, и проснуться. Пусть в холодном поту, пусть с ощущением привидевшегося кошмара и заполошно бьющимся сердцем, но… проснуться.

– Я не откажу тебе в этом. Если это будет в моих силах.

Не знаю, что сейчас происходило на других ярусах и что должно будет стоять за объявленной вот-вот Айласом тревогой, но Вилдор вел себя так, словно мое самообладание для него было сейчас важнее всего.

– Я прошу тебя спросить Закираля, зачем он полез в эту ловушку.

Если он такого от меня и не ожидал – вида не подал.

– Он хотел спасти своих сыновей.

Он пытался выглядеть невозмутимым. Даже в какой-то мере безразличным. Он стоял в нарочито расслабленной позе, словно намекающей на то, что вот ему-то в этом все понятно.

Но мы слишком долго были с ним рядом друг с другом, чтобы я не заметила: он догадывается, зачем его сын это сделал, но не решается поверить.

– Этот ответ меня не устраивает. И я прошу тебя задать этот вопрос своему сыну.