Вторжение

Как только союзники оказались рядом, стало видно, что это совершенно разные армии. Различие было не только в униформе и языке, на котором отдавались команды. Оно было в качестве снаряжения, в котором английское отстало от французского на целую эпоху.

В отличие от русского (исключая Отдельный Кавказский корпус) и британского военного мундира, обмундирование французской армии среди всех участниц Крымской войны, пожалуй, наиболее было приспособлено к военным действиям, в чем несомненно следует рассматривать плодотворное влияние опыта многолетних кампаний в Алжире. Кроме того, французы (вероятно, своевременно припомнив морозы во время войны 1812 г.) неплохо подготовились к кампании, не только организовав адекватную обстановке медицинскую службу, но и снабдив войска палатками и зимним обмундированием.^{423}

Вместо тяжелого и неудобного кивера образца 1844 г., глумившегося над головой британского пехотинца, солдаты Наполеона III носили легкое кепи. Консервативные английские офицеры сначала считали, что подобные фривольные головные уборы являются свидетельством падения дисциплины в союзных войсках. Старшие начальники вообще считали, что с подобными вольностями французам никогда не добиться победы в Крыму. А чтобы в собственных войсках никто не вздумал перенимать парижский стиль, строжайше потребовали от всех командиров неукоснительно и в полном объеме придерживаться установленных для армии инструкций.^{424} Единственным нововведением стали белые тканевые чехлы для головных уборов, которые получили английские солдаты в июне-июле 1854 г.^{425}

Англо-франко-шотландское «алкогольное» братство. 1854 г. Французская карикатура. 1854 г.

Дисциплину же английские командиры поддерживали от падения традиционным в английской армии способом — солдат пороли. Причем регулярно, иногда за дело, иногда ради профилактики. Правда, в армии от этого рядовые страдали меньше, но на флоте пощады не было. Будущий адмирал Роберт Вильям Кеннеди (в Крымскую войну 17-летний гардемарин фрегата «Родней») утверждал, что на его корабле практически не оставалось матроса, который бы не отведал плетки.^{426}

Для французской армии, где достоинство и тело солдата были неприкосновенны, это казалось дикостью. В конце концов, французы стали открыто смеяться над снаряжением своих английских союзников. Для них это было свидетельством неуважения страны к собственному солдату. Однажды офицер Колдстримской гвардии спросил у французского капрала пеших егерей, как он оценивает английский ранец. Ответ обескуражил британца. По мнению егеря, вся система ремней годится лишь для того, чтобы задушить солдата.^{427} К сожалению для англичан, скоро они получили возможность убедиться в правоте капрала.

Французский ранец был гораздо удобнее и обладал по тем временам, наверное, лучшей эргономикой.

Прямоугольный ранец крыли рыжеватым опойком, шерстью наружу, на подкладке из небеленого льняного полотна. Размеры: длина 370 мм, высота 310 мм. Два плечевых Y-образных ремня ранца крепились к задней части поясного ремня солдата, а спереди цеплялись за подвижные кольца. С апреля 1848 г. эти ремни были заменены новыми, состоявшими из трех частей. Первый, шириной 52 мм, заканчивался тремя фестонами. Второй проходил в железную пряжку с простым шпеньком, расположенную под ранцем. Третий состоял из ремешка, присоединенного к отверстию в верхней части медного подвижного кольца (на поясном ремне) крючком с пуговицей. Таким образом, грудь остается совершенно свободной — и нынешний солдат уже нисколько не похож на того несчастного солдата, который был затянут ремнями и заключен по старой системе в своего рода кожаную кирасу. На верху ранца крепился чехол полукафтана или шинели, из сине-белого тика, т. н. «с тысячью полосок», с деревянными кругами на концах, обшитыми шинельным сукном.^{428}

Свободные от консервативных предрассудков французы традиционно приспосабливали не солдата к униформе и снаряжению, а униформу и снаряжение к солдату, действовавшему в тех или иных климатических условиях. То, что британским офицерам казалось нелепым, очень скоро оказалось лучшим. Так вышло с униформой зуавов, наиболее, по мнению выдающегося медика Люсьена Бодена, приспособленной к условиям театра военных действий.^{429}

Хотя уже в ходе войны англичане и переняли у французов более удобную куртку, но в целом они так и остались консервативными. В то же время несколько нововведений британцев, на взгляд Бодена, были выдающимися. К таким врач отнес в первую очередь шлем-балаклаву.^{430}