Вторжение из Ада

Шевелит тысячами усиков. Монстр непомерный! Охмурялище миллиардов! Кеша не любил шустряков из Видеоинформа, не верил им, а при возможности готов был свести счеты. Он хорошо помнил, как вели себя эти сволочи во времена Аранайской бесконечной войны, как они из самых объявленных убийц и изуверов семи подкланов Аранайи лепили «мирных жителей, безвинно гибнущих от рук земных палачей-насильников»! Их бы самих на Аранайю, в лапки этим «мирным жителям», чтоб их с выколотыми глазами, вырванными языками, отодранными ушами посадили на колья и напустили бы на них хотя бы один рой аранайских ядовитых ос! «Мирные жители» выделывали и не такое. Только репортеришки с Земли закрывали на их зверства глаза, искали главного зрага на родной планете. Война была пустая и бесполезная… для того ее, наверное, и затеяли, чтобы потрепать старушку-Землю в эфире да поубавить ее армию. Ну да дела старопрежние, никто за них уже не ответит, хотя война продолжается! Плевать!

Кеша выпустил три «обманки» в разные стороны. Они пошли быстро, им проще, без людей, ускорения не страшны. Первая проскочила мимо Космоцентра, чуть не запутавшись в кольцах и фермах. Вторую и третью сожгли на подходах – одну в ста двадцати километрах от первого кольца, вторую – в восьмистах метрах от самого центрового шара. Хреново работают, смекнул Кеша. Это очень кстати. Ему не было жалко трех управляемых торпед, эдакую мелочь разве можно жалеть.

Космоцентр имел семь слоев защиты. В первом уничтожались только метеоры, астероиды, кометы и прочая неодушевленная материя. Остальные работали избирательно, имели дело со званными и незванными посетителями. Сейчас важно было пробраться за спиной Фобоса до первого слоя, а там…

– У них нет внешней охраны! – прогремело по связи из бота. – Во чего творится!

Это не выдержал один из капитанов. И он был прав – убрать первый слой может только полный идиот, которому не даст сделать этого система блокировок и «защита от дурака», или враг. Значит, Иван во всем прав. Голыми руками хотят взять! Ну, сволочи! И ведь возьмут… только их опередит кое-кто.

– Полный вперед! – выкрикнул вслух Кеша по старой гиргейской привычке. Ему просто захотелось подбодрить себя. – Готовность номер один. Эй, добры молодцы, не спать!

– Тут уснешь, пожалуй! – отозвался один из бойцов, молоденький лейтенант.

Кеша специально не расспрашивал никого, не узнавал имен, зачем? Расставаться в бою всегда легче с безымянными. А вот прикипишь сердцем к какому-нито знакомцу, и обольешься потом слезами, да словами мести поперхнешься да проклятьями врагу, а жажда мести, она ум застит, нельзя с ней на дело идти и в бою биться нельзя.

Пора!

Гравиполе капсулы отпихнуло Фобос. Одновременно включились радиопрозрачность, Д-прозрачность и вся защита. Теперь надо глядеть в оба. Космоцентр непростая штуковина. Но боевая десантная капсула тоже не детская коляска, специально проектировалась для боев с жесточайшим и сильнейшим противником. Только рано, пока еще рано в сражение. Пока надо тихо, вскользь, рывками – туда-сюда… сколько там прошло? сорок одна минута? ничего, еще семьдесят девять впереди!

Кеша не отрывал глаз от Фобоса. Ну? Ну?! Несчастный космический урод разлетелся в пыль за полтора километра от пересечения трех ближайших ферм. Защита ударила прямо с кольца, автоматика… значит, не все еще «перевооружили»! значит, кое-что работает! Ну и прекрасно, беззащитного и слабого на абордаж брать слава не великая!

Надо было решаться. Локаторы капсулы улавливали напряженность третьего, неотключенного защитного слоя. Надо! Иначе только отходной маневр, и полчаса потери времени.

Кеша уткнулся лицом в колени. Он готов был разрыдаться. Бот! Надо жертвовать ботом! Тем самым! Родным! Это все равно, что витязю и казаку поступиться своим лучшим и вернейшим другом, боевым конем, выносившим не раз из лап смерти! Эх, бот десантный, боевой! Но почему-то представилась Кеше в этот короткий миг не треклятая гадина Гиргея, и не то, как вонзался в ее подлое нутро будто нож в масло на этом самом боте, а привиделась мать, ее лицо, ее печальные глаза, усталые, старые и добрые… но почему старые? ведь когда он уходил с Земли, мать была еще совсем молодой, вот тебе и раз, а глаза запомнились старыми, все в морщинках веки, черные волосы. Она сидела па поваленном ураганом огромном дубе. Дуб казался прежде могучим исполином, не подвластным никакой силе… а внутри-то был гнилой, трухлявый, и упал. А она шла его провожать, устала и присела… Кеша помнил, как лет на пятнадцать раньше он сам, еще мальчонкой, провожал отца, романтика, бросившего сытую и богатую Россию ради скитаний и мытарств в полуголодной, вымирающей Европе. Они тогда тоже долго шли по полю, а потом присели па поваленную, полуобгорелую осину и отец сказал: «Вот так и я буду лежать. Лес далеко, а она одна, в поле…» И махнул рукой. С тех пор, на Кешиной памяти, у матери были усталые и старые глаза. Где она теперь? Жива?! Он знал, что сирота он, сиротинушка! Никого не осталось. А может, и никого не было.