- Живой, - простонал Хук.
А пехота уже бежала назад, громыхала, сопела, материлась.
- По машина-ам! - ударило в шлемофоны. Значит, порядок. Значит, еще одно укрепление взяли.
Значит, надо двигать дальше. Без остановки! Стальной лавой! Девятым валом!
- Ну, пошли, - Крузя перекинул руку приятеля через плечо и поволок его к бронеходу.
Хук успел очухаться, когда вдалеке, усеченный смотровой щелью, сказочный и необъятный, выплыл из-за гребней скал океан - синяя бескрайняя пустыня в седых бурунах, в тающей дымке убегавшего окоема.
- Хорошо-о, - протянул он. И сорвал шлем. - Дошли, Крузя!
Три нежданных ракеты ударили со скал.
Пропал синий и седой океан.
Вспыхнул кроваво-багровыми огненными валами океан смертный. Вспыхнул, затопил все в помутневшем небе, поглотил, и уступил место океану мрака, тишины, небытия.
Сигурд выровнял гравилет, ушел от встречного удара, и выпустил сразу семь "поющих" снарядов. Называли их так за мелодичный, завораживающий звук, издаваемый на подлете к цели, как бы предупреждающий: "иду на вы!"
Снаряды пробили брешь в стене, оплавили рваные вывернутые края своим огненным содержимым, вытравили все внутри.
Гравилет вошел в дыру, будто его там ожидали - плавно и торжественно.
Все! Можно передохнуть. Сшурд откинулся на спинку кресла, расслабился. Он заслужил отдых: за последние четыре часа восемь потопленных подлодок, два экраноплана, шесть полицейских дисколе-тов и один бронеход Сообщества.
Прекрасно! Хотя, в общем-то, это не его дело заниматься такими мелочами, его дело сидеть в бункере и посылать на задание своих людей. Но Сигурд был молод, горяч, он не мог долго сидеть на одном месте, тем более рядом со слишком умным и везде сующим свой длинный нос "мозгом". Мало ли что Гуг с Иваном поставили его командовать, он сам больше любит драться лоб в лоб, грудь в грудь!
Уже третий день он здесь, на Западе. В Европе и без него справятся, там комендант, там усатый Семибратов со своей Гвардейской бригадой, там огромное и вооруженное до зубов ополчение, там мощные боевые соединения Объединенной Европы - опамятовались, зализывают раны и верно служат новому режиму, одни со страха, другие поняли, куда дело клонится. И там все ждут.
Чего, никто не знает. Но все ждут. Там сейчас мирно, спокойно... но тревожно. А здесь - эх, раззудись плечо, развернись рука!
Сигурд вышел из гравилета. Откинул шлем за спину, потянулся будто ото сна. Прошлепал по сырому, чавкающему полу к просвету. И замер, подставляя лицо солнышку - такому нежному и ласковому. Зажмурился.
Он стоял долго. Пока не почувствовал на лице холодок, видно, тень набежала. Откуда, на небе ни тучки?!
Сигурд приоткрыл глаза, уставился в небо.
Огромным черным блином, бесшумно и красиво, прямо на него опускалась десантная капсула. На Землю!
Сигурд потряс головой - видение не исчезло. Тогда он бегом бросился к гравилету. Впрыгнул в кабину. Но управление было блокировано. Это она! Она, проклятая! Его взяли голыми руками. Кто?!
Он выбрался наружу, подбежал к пролому и сиганул вниз. Лететь пришлось метров двести - башня была хоть и наклонной, скорее похожей на древнюю коническую пирамиду, чем на башню, но достаточно высокой. И каким чертом его туда занесло! Единственная "высота" во всей Атланте, самая видная мишень - навигационная башня ВВС Сообщества, древняя старушка, краса и гордость... может, и не стоило спешить, бежать, торопиться?
Нет. Стоило!
Сигурд еле успел укрыться в какой-то воронкообразной трубе. Вниз полетели обломки титанопластика, пено-кона, мрамора, всякая неопознаваемая дрянь, железяки, мусор... Капсула срезала почти весь верх пирамиды и уселась на нее будто какая-нибудь сумасбродная орлица на чужое гнездо. С ума можно было сойти. Хотя, чему удивляться, подумал Сигурд... и почуял, что его пригревает из трубы, даже печет, жжет со страшной силой, сквозь полу-скаф! Он снова выпрыгнул, полетел ниже, еле успевая притормаживать ладонями в бронированных перчатках. В конце концов налетел на затейливый бордюрчик, стукнулся, перевернулся и покатился дальше кубарем.
- Эх, жизнь-житуха, прощай! - прохрипел в мельтешений закрутившегося в глазах белого света. Сердце сдавило до острой, гнетущей боли.
Теперь ему спасения не было. Полускаф не выдержит, голова тем более.
За доли мига он успел увидать печ.шь-ное лицо матери. Ее убили шесть лет назад, убили зверски и подло. Но сейчас она смотрела на сына грустными глазами и шевелила тонкими бесцветными губами, силясь сказать чего-то, наверное, звала к себе, в лучший мир.