– Послушай, дружок, мне еще нужно обойти восемьдесят семь тысяч домов. Если не хочешь мне помогать, придется просто записать «вел себя плохо».
Спасибо за помощь, – сказал Римо, поворачиваясь, чтобы уходить.
В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась, и человек с лунообразным лицом выскочил на улицу. Костюма Санта-Клауса на нем не было. На вид парню можно было дать лет двадцать восемь, но вел он себя, как двенадцатилетний.
– Нет, нет, подождите, – умоляюще проговорил он. – Пожалуйста, заходите. Я готов с вами поговорить, честное слово.
– Ладно, – пожал плечами Римо и вошел вслед за ним в дом.
Окинув парня взглядом, Римо решил, что в нем никак не меньше ста двадцати килограммов живого веса, и почти никаких мускулов. Живот парня нависал над подпоясанными веревкой штанами, подрагивая, как желе, а подбородков с лихвой хватило бы на всю семью Джексонов. Еще, по дороге к симпатичной, хотя и неряшливой гостиной, Римо отметил, что ляжки у парня настолько толстые, что трутся одна о другую. Звук, который производила при этом ткань его вельветовых штанов, мог разбудить и мертвого.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – пригласил его толстяк. – Меня зовут Генри. Может быть, вы хотите пить? У меня как раз есть горячий шоколад.
В голосе его послышалось трогательное желание угодить гостю.
– Нет, спасибо, – рассеянно проговорил Римо, оглядывая комнату, – я ведь могу растаять.
В гостиной не было обычных для этого времени года рождественских украшений – ни елки, ни носков, повешенных в ожидании подарков около камина.
Однако в углу стояла полутораметровая пластмассовая фигура северного оленя, от которой тянулся электрический шнур. Олень слегка светился, особенно горевший красным светом нос. Такие игрушки выставляют обычно на лужайках в парке.
– Это олененок Рудольф? – спросил Римо.
– Разве вы его не узнаете? – обиженно отозвался Генри.
– Нет, просто хотел удостовериться, – сказал Римо. – Ну что ж, перейдем к делу. Мне сообщили, что кто-то в этом доме плохо себя ведет.
– Это не я, – пронзительно вскрикнул Генри.
В ту же секунду из соседней комнаты раздался ворчливый голос:
– Генри, ложись спать!
– Хорошо, мама. Вот только договорю с Фрости.
– Немедленно в кровать! – проревел другой, мужской голос.
– Да, сэр... Уже нужно укладываться, раз Винсент так сказал.
– Это займет всего одну минуту, – сказал Римо. Он заметил, что снег у него на руках уже начал подтаивать. По спине под майкой уже побежали струйки талой воды. Римо прикинул, что у него еще есть минут пять, чтобы получить ответы на все вопросы. Остальное будет несложно.
– Хорошо, – согласился Генри, осторожно прикрывая дверь.
Положив пуку на дрожащее плечо парня, Римо спросил:
– Это действительно правда?
Отвернувшись, Генри пытался найти взглядом пластмассового оленя.
– Что правда? – уклончиво переспросил он.
– Не увиливай! – прорычал Римо, вглядываясь в исказившиеся черты его лица.
Рот, несомненно, был тот же, что и у Санта-Клауса. Да, и запах точно такой же – от Генри пахло хвойным мылом и дезодорантом. И, хотя хныканье Генри никак не вязалось со зловещим «Хо-хо-хо» Санта-Клауса, ошибки быть не могло.
– Мы знаем, что это ты, – решительно проговорил Римо. – Ты убивал детишек.
– Мне... мне пришлось... – несчастно выдавил из себя Генри.
Схватив его обеими руками, Римо, яростно крикнул:
– Но почему, ряди всего святого? Они же были совсем еще детьми!
– Это он мне приказал, – всхлипывая, пробормотал Генри.
Подняв глаза, Римо увидел, что он показывает на пластмассового Рудольфа. Стоящий в углу олень невинно смотрел на них тусклым игрушечным взглядом, лампочка у него в носу время от времени подмигивала.
– Рудольф? – переспросил Римо.
– Он меня заставил.
– Значит, отрубить семерым ребятишкам головы тебя заставил Рудольф-олень. Но зачем?
– Чтобы эти дети не грустили, как я.
– Грустили?
– Винсент сказал, что Санта-Клауса нет. Сначала я ему не верил, но мама тоже так говорит.
– Кто такой Винсент?
– Это мой отчим. Мой настоящий отец убежал. Винсент сказал, что все из-за того, что я слабоумный, но мама его ударила, так что, наверное, он сказал неправду.
– Так как же все это произошло? – спросил Римо, чувствуя, как вся его ярость улетучивается. Этот увалень оказался умственно отсталым.
– После Дня Благодарения я спросил у Винсента, почему у нас нет елки, а он сказал, что она нам не нужна.
– Продолжай, ты все еще не ответил на мой вопрос.
– Ну, я совсем не хотел причинять детям вреда, – пробормотал Генри, теребя свои пухлые руки, – а Рудольф сказал, что если ребенок умирает, еще не зная, что Санта0-Клауса на самом деле нет, то он попадет в рай и будет всегда смеяться. Но если он успеет вырасти, то прямиком отправится в ад, и будет поджариваться на вечном пламени, как бекон.
– Так ты убил их, чтобы они не узнали, что Санта-Клауса не существует?
– недоверчиво переспросил Римо.
– Да, мистер Фрости, сэр. А что, Винсент сказал неправду?
Римо тяжело вздохнул. Прежде, чем он собрался с силами, чтобы ответить, прошло несколько томительных секунд.
– Да, Генри, – тихо проговорил Римо. – Он сказал неправду.
– И теперь в аду буду поджариваться я?