Вторжение (СИ)

— Не может быть. — говорю я. Полковник Мещерская? Машенька? До сих пор иногда обращаюсь к ней мысленно как к «Мещерской», а иногда по имени. Привычка, все же она была моим непосредственным начальником, а такое не забывается. И несмотря на то, что мы теперь равны в чинах и я видел ее без одежды, уязвимой и счастливой… несмотря на это я все еще испытываю перед ней некий пиетет. Такой, какого обычно мужья к своим женам не испытывают. Уж кто-кто, а Мещерская у меня в голове как некий маяк, ориентир, стоящий на несокрушимой скале, моральный авторитет… пусть даже я не признаю это вслух. И… она умеет изменять свое тело, управлять им. Она же практически неуязвима! Она может создать себе запасное сердце или усилить мышцы, укрепить черепную коробку, она не может умереть! Как можно убить кого-то, кто умеет управлять своим телом в совершенстве? Да она и ядерную зиму может пережить, на самый худой конец она может замедлить жизненные процессы в теле… значит нужно ее искать! Уж она обязательно должна была выжить! И вообще, я зря волнуюсь, ее имени в газете нет, только подразделение, написано «в полном составе», но ведь она прикомандированная временно… да и знаем мы что газета врет, и про меня врет и про Унгерна. Но я все равно беспокоюсь… нужно срочно ехать домой, искать ее.

— Извините. — говорю я медсестре: — у меня срочные дела. Пожалуйста присмотрите за Романом Федоровичем и ни за что не верьте его словам что ему не больно, он врет. У него зрачки расширены постоянно.

— Не беспокойтесь, проследим. — отвечает медсестра: — доброго вам пути. Пусть все ваши найдутся целыми и здоровыми.

— Спасибо. Трогай! — кричу я извозчику. Госпиталь, участливая старшая медсестра — все остается позади. Мы едем домой. Наверняка я зря беспокоюсь, думаю я по пути, наверняка все уже дома. И Ай Гуль и Мещерская, и сестрицы из рода Цин, и эта бездельница. Акай, все уже дома. Кто-то еще должен быть… кто-то еще, но кто? Княжна Волконская, которая София «бледная немочь»? Или княжна Голицына «Черная Вдова»? Сашенька? Сандро? Нет, кто-то еще, кого я не могу вспомнить, дырявая моя голова.

А вдруг — это все правда? — звучит в моей голове холодный голос, вдруг? Вдруг все умерли в этом взрыве? Лисица же говорила, что это никакой магией не перешибешь и что она за сохранность своего собственного мира уже переживает. Как можно противостоять силе, которая просто-напросто вырезала из реальности здоровенный кусок земли? Сколько там в радиусе? Десять верст? Это десять километров, то есть диаметр почти двадцать, а то и побольше. Ядерный взрыв в сто мегатонн — вот примерный эквивалент событий. Однако при ядерном взрыве по мере удаления от эпицентра падает сила удара, падает в геометрической прогрессии, а тут — просто раз и нет ничего. Дырка в земле, водой заполняется. А выжженая земля и сломанные деревья снаружи — это результат того, что и воздух пропал… перепад давления, воздушные массы устремились в центр, получилось что-то вроде взрыва… те, кто попал под этот поражающий фактор — получил баротравму, или как кадет-барон, который был ранен каким-то обломком, увлеченным воздушными массами. Чудом его рана запеклась, видимо температура высокая была.

Но все, что находилось в радиусе прямого воздействия портальной бомбы — было попросту перенесено. Куда? Неужели сейчас где-то в Хань появился здоровенный кусок земли с городом и несколькими селами? И с кирасирами, гренадерами и артиллеристами? С командами Имперских Гасителей Обликов? Не обязательно в Хань, может в САСШ или в Бразилии там. Да пусть даже в Антарктиде — лишь бы у нас на планете. Тогда еще есть надежда. А если их занесло в Преисподнюю, в домашний мир Акай? Как тогда?

Я мотаю головой, отгоняя непрошенные мысли. Рано панику разводишь, гвардеец, думаю я. Надо решать проблемы по мере их поступления. Сейчас пока — до дома доехать. Помыться, поесть, чуток отдохнуть, переодеться и в Генеральный Штаб рвануть. Быстро, быстро… ну и чем черт не шутит, может все-таки все дома сидят? Маша устала и спит, потому как третьи сутки людей лечила, Ай Гуль в себя приходит после сражения, да и остальные с ней вместе…

— Приехали! — говорит извозчик, не добавляя ни «ваше благородие», ни «барин». Оно и понятно, видок у меня сейчас самый что ни на есть непрезентабельный — грязный, в каких-то обмотках на ногах, в старом зипуне, волосы всклокоченные… словом не вызываю доверия у тружеников общественного транспорта. И на чай дать нечем.

— Спасибо. — киваю я и выхожу из экипажа. Вот и особняк княжны Зубовой, привычные ворота с кованными решетками в виде вензелей З и А.

— Барин! Живой! — раздается крик по ту сторону ворот и ко мне бежит Пахом: — погодите, я сейчас отворю! Радость то какая!

— Пахом. — говорю я, чувствуя, как меня наконец отпускает внутреннее напряжение: — и ты живой! Это радует. А где все?

— Так это… жинка ваша ждет вас дома. — отвечает Пахом: — сейчас я…

Глава 26

Глава 26