Мужчина, сидевший за ним, приподнял голову, посмотрел нейтральным взглядом на дочь, на меня и так же, молча, отвернулся. Да, права была Лиля, этого человека я тоже не знаю. Не мог Алексей Сергеевич, за такой короткий срок, так сильно измениться. Так не бывает. На меня смотрели глаза глубокого старика, давно распрощавшегося и с памятью, и с хорошим настроением, когда то делавшим его лицо искренним и добродушным.
— Здравствуйте — поздоровался я с ним и попытался забрать у Лили руку, чтобы протянуть её, молчаливому отцу.
Она не отпустила и правильно сделала. Думаю, навряд ли бы я дождался ответного рукопожатия. Голова, подавленного горем и убитого алкоголем, человека, безжизненно упала вниз, не реагируя ни на слова, ни на движения, в данный момент абсолютно для него, посторонних людей.
— Пойдём, Антоша — сказала Лиля. — Пускай побудет здесь. Один.
Мы поднялись на второй этаж по крепкой, совсем не скрипучей лестнице, зашли в одну из комнат, оборудованных строителями там и заперли за собой дверь, отгораживаясь ей от сидевшего внизу кошмара.
— Он чего, всё время так проводит? — спросил я, аккуратно присаживаясь на мягкий стул.
— Почти. Вечером, как сел за стол, так я его утром там и застала. Испугалась, конечно. Я даже дядю Жору хотела найти. Думала может он на него повлияет. А тут ты отыскался, вот я до него и не дошла.
— Что то я веду себя неверно — подумалось мне, после искренне сказанных слов. — И не правильно. Совсем.
Рывком встал со стула, сделал три шага вперёд, схватил Лильку в охапку и долго, долго её целовал, пока губы наши не устали.
— Ты завтракал? — спросила она, отстраняясь от меня и пряча глаза за огромные ресницы.
— Да — коротко ответил я и тут же прошептал: — Иди ко мне.
— Антош, не надо. Я не могу больше. Устала. Честно.
— Ты что, заболела? — схватил я её руку и влажными губами, упёрся в лоб.
Откуда знаю, что так можно определить температуру? Вопрос. Но сейчас не время это выяснять. Лоб не горячий, значит всё нормально. Даже наоборот, такое впечатление, что девушка и не обнималась вовсе. Холоднющая, словно ледышка. Я вон, весь взмок пока целовался, а Лиля нет.
— Тебе что, плохо? — прекратив тереться губами, обеспокоенно поинтересовался я.
— Ничего, просто почти сутки ничего не ела, но ты не волнуйся, сейчас всё пройдёт — дёрнула девушка плечами и виновато улыбнулась.
— Сиди здесь! Я сейчас, к машине сгоняю! У меня там есть еда — выкрикнул я, поворачиваясь к двери.
— Антон. Подожди. У нас целый подвал продуктов и в погребе, тоже чего то есть. После похорон осталось — садясь на кровать, тихо сказала девчонка.
— Где он, погреб этот ваш? Говори, куда спускаться.
Часа через два мне удалось привести в чувство не только Лилю, но и её отца, так и сидевшего на твёрдом стуле, за огромным, импортным столом. Нет, отвращение к алкаголю он получил раньше, также, как и улучшил своё мнение о специалисте, проведшим незамысловатый ритуал, а вот внутреннюю энергию, долго в себя отказывался впускать, всё упирался.
— Рассказывай — наконец то опустошив тарелку с картошкой, котлетой и маринованными грибами, попросил Алексей Сергеевич меня.
— Что? — не понял я, его глобального вопроса.
— Как здесь оказался? Почему Лильке не звонил? Всё рассказывай, не стесняйся. Я уже в курсе ваших отношений и того, как ты с ней поступил.
— В таком деле парой фраз не обойдёшься — замялся я. — А долгий разговор нам, сегодня… Я думаю, пока ни к чему.
— Здесь я думаю — отрезал ответственный работник министерства, расцветая прямо на глазах. — А остальные только информируют меня или делают, что я предлагаю. Так что давай, не тяни кота за хвост, говори.
— Пап — заступилась за меня Лиля. — Антон не все и не остальные.
Она тоже получила от меня достаточно большой заряд положительных эмоций. А чего мелочиться, раз такая пьянка пошла?
— Это он для тебе не все. А у меня с ним пока нет огромного взаимопонимания, если моя дочь от него, только слёзы льёт.
Крепкий мужик, окончательно не сдался, хотя я столько хорошего, про себя, в него влил. Взглянул на Лилю и сразу понял, чего бы она тут не говорила, но в этом вопросе она полностью на стороне собственного отца. Ну что ж, ничего и мне не остаётся, кроме, как каяться, и самому кошкины слёзы изображать. Хотя грешником я себя, отнюдь не считаю.
— Значит так — собравшись с мыслями и сделав глубокий вдох, начал я говорить, причём очень тихо. — Сразу от вас, я поехал прямо на вокзал. На Курский. Надо было срочно в Анапу попасть.
— Зачем? — вскинув брови, спросила Лиля.
— Дочь. Помолчи. Дай мужчине сказать и по возможности, немного оправдаться — сказал ей отец и снова замолчал.
Я сделал девушке глазами, как это у них говориться, «недвойственное фи» и продолжил, с тем же, слабым напором.