Вторжение (СИ)

Однако шотландца, успешно рубящего на узкой тропе крымчаков (а может, и ногайцев?), уже пытаются обойти по снегу — и к слову, по сугробам лошади татар двигаются диковинными прыжками, однозначно быстрее, чем шагом. Но это не спасло степняка, приближающегося к Лермонту справа с арканом в руке, от точного выстрела финского охотника, точно поразившего цель с двух десятков шагов! Я успел обернуться и увидеть окутанную пороховой дымкой фигуру Тапани, для верности держащего пистоль на локтевом сгибе — но также я понял, что из-за дыма Йоло не успеет сделать еще один точный выстрел…

А потому навстречу второму всаднику, единственному из всех татар защищенному кольчугой и шлемом-мисюркой (да следующему на заметно более крепком и ладном коне!), я двинулся сам, покрепче стиснув в ладони рукоять рейтарского меча…

Удар!

Я встретил степного разбойника прямым уколом в грудь, но неожиданно нарвался на грамотную защиту: клинок райтшверта увели гардой турецкого кылыча в сторону, а на противоходе противник стремительно и умело рубанул, целя мне в голову! Я едва успел пригнуться, подставив бургиньот под удар елмани — и верный шлем выдержал! Хотя кожаные ремешки его едва не лопнули от сильного удара, больно впившись в кожу, да и голова отчаянно загудела…

Теперь понятно, чего Себастьян так ненавидит рубку!

Противник оказался ловок, быстр — и очень уверен в себе. Но порой излишняя самоуверенность играет злую шутку с зарвавшимися бойцами… Успев подставить плоскость меча под очередной удар, я тут же обозначил укол в лицо татарина — но когда тот вскинул зажатый в левой руке щит-калкан к голове, я остановил атаку… Чтобы мгновением спустя с силой вогнать острие райтшверта в живот степняка, уколов сверху вниз! Кольца кольчуги легко поддались колющему удару клинка с узким острием — и мой меч вошел в тело врага верхней третью, пронзив его насквозь…

Вскрикнувший от дикой боли татарин вскинул саблю для очередного, пусть и неточного, но наверняка очень сильного удара! В такие атаки умирающие воины пытаются вложить всю оставшуюся жизнь до последней капли — лишь бы забрать врага с собой… Однако с силой рванув райтшверт на себя, я заставил степняка вздрогнуть, потерять равновесие — и вновь испытать сильную боль. От рухнувшей сверху сабли мне удалось уклониться — благо, что удар умирающего татарина вышел совершенно неточным. А мгновением спустя я оборвал его страдания, вонзив острие клинка в открытое горло врага…

Тяжелейший удар-толчок в правый бок заставил меня опасно накрениться влево; я чудом удержался в седле — но тут же почуял, как кобыла заваливается подо мной в сторону! И едва успев освободить ноги из стремян, я спрыгнул из седла в сугроб, спасаясь от тяжело рухнувшей на бок лошади!

А поспешивший вслед за мной татарин, сноровисто ткнувший меня в бок копьем, вновь вскинул его для удара… Но прежде, чем он обрушил бы его сверху вниз, надеясь пробить меня, словно жука иголкой, сзади грохнул очередной выстрел — и крупнокалиберная пуля (не менее 12 мм!) угодила разбойнику прямо в голову! Н-да, Тапани сегодня уже не один раз защитил звание лучшего стрелка и охотника — причем этого татарина он снял, как кажется, из моего пистоля…

— Разрази вас гром! Грязные сволочи! — взревел я, отходя от пережитого смертного ужаса, заодно пытаясь подняться на ноги. Пошатывает однако — последствия пропущенного удара по голове…

Впрочем, гром уже не потребуется: забрызганный вражеской кровью Лермонт с оглушительным ревом срубил последнего противника! Заставив меня задуматься о том, что в родне Джока наверняка затесался какой-нибудь норвежский или датский хускарл, осевший в Англии и переживший норманнское завоевание Вильгельма… Уж больно хайлендер сейчас похож на свирепого берсерка! Вон, татары уже кончились, а Джок все ищет взглядом налившихся кровью глаз, кого бы еще зарубить… Но не найдя достойных кандидатов прямо перед собой (и на флангах!), Лермонт слез с коня, и принялся вытирать снегом кровь с лица. Задев порезанную щеку, он грязно ругнулся — но, как кажется, иных видимых повреждений на шотландце нет.

И слава Богу!

— Друзья, у нас гости.

Подошедший Тапани сноровисто перезаряжает очередной пистоль — а вот взгляд его устремлен к зимнику. Но особенно напряженным и испуганным Степан не выглядит — что вполне объяснимо: даже я, без кошечьего зрения финского охотника уже смог разобрать, что всадники, приближающиеся к нам по дороге с юга, облачены в тягилеи и бахтерцы.

Наши! Служивые!

И наверняка из Ельца…

Глава 7

«Надо покорять умом то, что нельзя одолеть силой.»

Марк Аврелий