Вторжение (СИ)

— Что ты, друг мой! Вы оба были сегодня крайне убедительны, профессионально подготовив своих солдат. — улыбнулся я. — Даже не знаю, кто из вас взял бы верх, будь этот бой настоящим!

— Лермонт. — весомо ответил финн.

— И почему же?! — мы с шотландцем с неподдельным интересом уставились на боевого товарища.

— Потому что я бы переметнулся к рейтарам! — захохотал Тапани. — Пехота — это, конечно, хорошо, но сердце мое, моя честь и любовь — это все к кавалерии!

— Чуть не прослезился. — смахнул воображаемую слезу Джок. — Может же сказать, когда хочет!

— Ну, это только если дело касается любимой кавалерии. Думаю, таких душевных слов от Степана не слышала ни одна женщина! — приобнял я горца.

— Еще чего! — воскликнул финн. — И не дождутся! Слова еще на них тратить — по ним и так понятно, что сие сосуд грешный. Да и слово — серебро, а молчание — золото. Так-то!

— Джок, ты заметил, что наш друг сегодня на редкость красноречив? Это может значить только одно: он доволен учениями.

— Вы меня раскусили. — Йоло с усмешкой потер подбородок. — Но нельзя дать солдатам расслабиться. Первый успех — это только часть дела. Его нужно закрепить. Маневры будем проводить ежедневно, пусть с меньшим количеством пехоты — и с одним холостым выстрелом на брата; запасы «огненного зелья» все же следуют экономить… Но, так или иначе, люди и кони отточат свой маневр — и будут повторять его с быстротой молнии, в любое время дня и ночи повторяя четкую последовательность действий!

Я хотел было ответить другу, полностью соглашаясь с его словами — но заметил, как с другого конца поля, припорошенного с утра легким снежком (и позже основательного вытоптанного конскими копытами), к нам галопом скачет казачий атаман.

— Принесла же его недобрая… — с легким вздохом произнес Лермонт.

— И чего так лошадь гонит? — с неудовольствием заметил Тапани.

Я лишь хмыкнул в ответ на замечания друзей, отметив все тот же щегольский наряд Харитонова. После чего зычно воскликнул — еще до того, как Степан с нами поравнялся:

— Ну что, атаман, разве плохо я придумал разбить твоих людей по сотням детей боярских? Всего один казак с конем не справился — а разве вчера не много ли хуже твои донцы проскакали?!

Свои слова я сопроводил располагающей улыбкой, адресованной казачьему голове — но она сама собой померкла, когда я увидел неподдельное напряжение и тревогу на лице Степана… Поравнявшись с нами, казак без всяких прелюдий рявкнул:

— Татары идут по Муравскому шляху к Ельцу. Завтра к вечеру уже здесь будут!

Кажется, именно в этот миг я понял смысл выражения «сердце ушло в пятки»… Онемев на пару секунд, после я с трудом протолкнул сквозь разом севшее горло:

— Откуда вести?

Атаман в нетерпении дернул роскошный русый ус:

— Станицу казаков своих, самых верных и умелых, я отправил в седьмую сторожу после гибели служивых. Они залегли в секрет у Козьей горы — и взяли языка из разъезда поганых. Полонянника сейчас сюда везут, а вестовой покуда прискакал вперед сторожи, нас известить! Воеводу я уже упредил, а тебя ротмистр вместе с офицерами зову в свою слободу. Видит Бог — скоро твоим рейтарам придется побывать в сече!

…Атаман лично сопроводил нас с Тапани (на Леромнта остались рейтары) в беломестную слободу, пока еще не оставленную семейными казаками. Конечно, по сравнению с крепостными стенами Ельца укрепления ее выглядят просто примитивными: неглубокий ров — и невысокий насыпной вал, в основу которого никто, конечно, не ставил деревянных клетей. К единственным воротам (ведущим к мосту через Сосну, расположенном чуть левее брода) перекинут узкий стационарный мостик. А прикрывают вход в слободу не боевые башни-вежи, рубленные в два бревна (подобно Новосильской или Водяной, первыми встречающих татар за рекой), а лишь невысокие дозорные вышки. Две вышки расположены у ворот, еще три — по всей протяженности южной стены, обращенной к «Дикому полю».

В свою очередь, сами стены слободы представлены однорядным частоколом, не имеющим сверху даже боевой площадки! Впрочем, я оценил толщину и высоту трудолюбиво заостренных поверху бревен, используемых для постройки частокола. А также тот факт, что вся подошва стен снаружи покрыта толстым ледяным панцирем — казаки залили ее водой, чтобы лестницу к тыну уже невозможно было бы приставить… Да, забраться наверх татары в теории все же могут — накинув, например, самый длинный аркан на один из венцов частокола. Но вот спуститься вниз возможно лишь также только по канату — и ни о каком массовом прорыве поганых в слободу речи быть уже не может! Также невозможно поганым и «оседлать» заостренные венцы частокола, чтобы стрелять сверху вниз — а лестницы, как я уже сказал, не приставить. Разве что закидать ров вязанками хвороста — но это требует и времени, и тщательной подготовки к штурму… А главное назначение укрепления беломестной слободы, как я понял — воспрепятствовать как раз быстрому наскоку врага.

Наконец, для обороны поселения казаки высверлили в частоколе узкие щели — так называемые бойницы «подошвенного боя», весьма популярные именно в русском оборонительном зодчестве…