И князь Роман сегодня выглядел угрюмым. На все его послания в Рим оттуда так и не ответили. Он же распинался в письмах о своём желании принять благословение из рук самого папы, слугой его быть здесь, в Московии, столпом у ног его престола… Вот так из Рима было пусто, из Польши тоже. И все как-то уже смирились с тем, что ничего утешительного из Польши не дождутся, и пана Валевского выслушали молча. Когда же он сообщил, что у короля родился сын, новый принц, тут все, давая выход зажатым эмоциям от глупых шуточек царя, вдруг оживились, хотя и не были в восторге от Сигизмунда. Но тут же родился польский принц, их принц. Он станет когда-нибудь их королём.
— Да здравствует король! Да здравствует принц Казимир! — вскричал Будило пьяным голосом, хотя с утра был трезвым, ещё не влил в рот и капли своего любимого вина.
— Да здравствует принц! — вздрогнули от крика, заколебались царские хоромы.
А князь Роман, забыв свой вид обиженного Римом, вскричал похлеще, чем Будило: «Да здравствует Казимир!»
И сломался окончательно большой совет, как замышлял его Матюшка. Какой-то принц, младенец, перешёл ему, царю, вот только что дорогу. Унизил он его своим одним лишь появлением на свет. Тот принцем стал, не приложив к тому малейшего усилия. И королём таким же будет!.. А он, Матюшка, что вынес в жизни ради этого уже… И вот тот щенок, польский принц, всем показал, что стоит его совет. Да и он сам со своим царским чином. Всё засветил, всю вывернул изнанку… Ну, тот был где-то за тридевять земель. А вот они: гетманы, полковники… Как он ненавидел их в тот момент с их неуёмным восторгом перед этим их принцем… Тот, да и сам король мизинца не стоили его, Матюшки, рождённого тоже быть царём. И не каким-нибудь! Московским!.. А ведь это вам не какая-то там. Польша!..
Зажав в себе свой царский гнев, он улыбался в ответ на все восторги милых польских друзей. Так он называл частенько их, послушных слуг, помощников надёжных, верных.
— Государь! — развёл руками князь Роман, мол, пойми нас, мы рады, возрадуйся и ты. — Видишь — какое дело!
Он поспешно встал из-за стола и как-то неуклюже откланялся ему, по-новому. Совсем исчезла его почтительность былая. В поклонах было насмешки больше, а то, пожалуй, издевки тонкой. И он ушёл со своими людьми, вслед за ним ушёл и Сапега.
Матюшка же остался с казначеем. И думный дьяк был здесь же. Тот хлопал ресницами, моргал, и на него он не глядел. А казначей сутулился обиженно.
И как-то пусто стало в его хоромах.
Уже по привычке Матюшка смерил их грозным взглядом, что-то пробурчал, отпустил их и тут же в сердцах крикнул: «Где же там князь Семён-то!»
Но тот сейчас ему не нужен был. Он встал и сам из-за пустого стола. За ним намеревался он по-новому решать все государевы дела: в совете с ближними и польскими друзьями.
Но всё разрушил принц, младенец…
— Виват, виват!.. Да здравствует король! Да здравствует принц Казимир!..
Весь этот день гуляли ландскнехты по лагерю. Пахолики вопили от восторга, стреляли в воздух из мушкетов. И было выпито немало вина. Все были навеселе, но благодушны, хотя и пьяны. Только кабак на радостях у Илейки разнесли. Да ещё разбили две-три купеческие лавки у персов, их невзлюбив уже давно за красные тюрбаны, так здорово похожие на те, что носят турки тоже.
И князь Роман погулял вовсю с полковниками и ротмистрами. Залез он даже на стены Тушинского городка и сам салютовал из пушки холостыми выстрелами под пьяные вопли гуляк и канониров.
Димитрий, хотя и был раздражён на гетмана, заявился сам к нему в его избу. Там никого не оказалось из полковников. И они поскандалили наедине, схватились на повышенных тонах. Да так, что челядь князя Романа трепетала, прислушиваясь к их крикам за стенами избы. Дрожала та, когда из них кто-нибудь гремел голосом, и всё о том же, о Зборовском…
— Пан гетман, ты ждёшь, чтобы твоего полковника там уничтожили!
— А твоей милости что?! Ты только водку глушишь!
— Ну хорошо, оставим! — поморщился Димитрий, скатился до уступки. Задетый этим, он пробурчал: — Ты пьешь не меньше! И снова он повысил голос, заговорил о деле: — Вер-немея, однако, к главному! Кто из твоих полковников знаком со шведскими военачальниками, их генералами?
— Будило!
— Не-ет, не пойдёт! Кого-нибудь попроще! — отмёл Димитрий сразу же весельчака и кутилу, когда-то бывшего хорунжего. — Заслать лазутчиков, поднять мятеж в войске де ла Гарди бы надо!
— Это не так просто, — возразил князь Роман и стал поглаживать бородку, чтобы отвлечься этим, успокоиться, и сам же недоумевал, из-за чего заговорил так зло и резко с этим «цариком»…
— Если бы просто было, то я не пришёл бы к тебе! — с сарказмом произнёс Димитрий, заходил вольно по избе, стал разглядывать его вещи. Зачем-то переложил с места на место палаш, пощупал кожаное седло, лежавшее на лавке подле двери, и пару раз щёлкнул пальцами о панцирь. И тот ответил глухо, а он прислушался, чему-то ухмыльнулся.
И князь Роман опять чуть не вспылил от этого. Вот так царь всюду сует свой нос, творит, что хочет, в чужой избе тоже.