Вторжение в Московию

— Полно тебе воевать землю Русскую! Не выйдешь ты из неё живым!.. Воротись домой! Пока ещё есть время!..

Сапега даже обрадовался такому предсказанию, хотя это больше походило на угрозу. Его практический ум нашёптывал ему, что в этом ничего нет, расплывчато всё, на всё и всегда есть время, над старцем подсмеивался хитро…

И он невольно двинулся на голос старца, отсчитывая шаги по привычке вот в такие острые моменты… Он прошёл, как показалось ему, сквозь старца, голос которого как будто обволакивал его со всех сторон… Раз, два… пять… десять!.. Отсчитал он шаги, упёрся в стенку, нащупал пальцами мох, законопаченный меж брёвен. Он тёплым был, живым казался, и руки согревал в этой холодной келье, в ней сквознячок ходил по всем углам… Он повернулся, отсчитал назад всё те же десять шагов, вновь оказался рядом с Будило. И тотчас же наваждение спало с него, когда тот засопел, молча возмущаясь, а возмущался тот всегда, если был трезвым.

— Ну что же, отче, благодарю за совет! Теперь я знаю, что делать! — заключил он, дерзко нарушив своим голосом тишину в келье. И он невольно заметил, что его голос вибрирует, словно отскакивает от стенок как ужаленный, попав в чуждый ему мир. А вот ищет, ищет выход, наконец нашёл, и выскочил со свистом в отдушину под потолком: туда, навстречу дневному свету…

— Ты, пан гетман, сделал бы благое дело: порадел бы за Гишпанской земли чернеца, отца Николая, по-ихнему Мело, — вдруг с чего-то обратился старец к нему с просьбой. — Его сослал сюда Шуйский. Он живёт здесь в обители, под присмотром… Не наш он, изуитский, и не будет нашим. Однако человек не дурной. Так пусть же с Богом и едет к себе.

— Хорошо, отче, — согласился Сапега.

А старец, видимо, довольный его ответом, повозившись с железками, уселся на своё седалище, прикованный к нему. И цепи звякнули опять: так посетителям было дано знать, что они тут задержались…

На дворе Сапега вдохнул полной грудью свежий воздух.

Картина яркая предстала перед ними, когда они вернулись к лошадям, к пахоликам. Там с ними стоял игумен и ещё небольшой кучкой монахи. Пахолики же все были уже пьяны, как и монахи.

— Пан ге-етман! — вскричал игумен, хмельной, слегка покачиваясь, и полез к нему с чаркой водки, раскрыв в улыбке белозубый рот.

Монахи поднесли и его спутникам тоже по чарке водки.

Будило выпил, подтёр усы и крякнул. А Сапега закашлялся даже: настолько крепким было питие монастырских праведников.

Игумен тут же подал ему закуску и сделал жест рукой, как будто рубил саблей, всем своим сильным тренированным телом.

— Пан гетман, я смолоду воевал, ох воевал! В степь ходил, против татарина!

Как оказалось, он был боярский сын, из рода заметного на Руси. А здесь, в монастыре, он спрятал под скуфейкой голову, чтобы свои же не срубили, замешанный в деле Романовых при Годунове.

— А то! — пренебрежительно махнул он рукой в сторону кельи Иринарха. — Не слушайте!..

Сапега согласно покивал головой.

— Оська, давай палаш! — потребовал он у Будило назад свои вещи, чуть не силком содрал с него свой плащ и уже не подпускал близко к своему аргамаку.

Тут же, на виду у монахов, с недоумением глазевших на них, они переоделись обратно.

— Да, ещё, Оська, вот что! Напомни: надо послать старцу денег за эту службу! — вскочив на аргамака, бросил он полковнику, с чего-то развеселился, вскрикнул: «У-ух-х!» — и кони вынесли их за ворота обители.

Над рекой, всё так же мельтеша, чертили в воздухе замысловатые зигзаги стрижи. Где-то утробно промычала корова. Застрекотали по-бабьи в лесу сороки. Откуда-то со стороны пахнуло дымком…

Простая жизнь глухомани, бесхитростная и убогая, настырно полезла во все поры сознания Сапеги и им отталкивалась. Что-то новое вроде бы начиналось для него. Он это чувствовал по беспокойству. Оно одолевало его обычно вот в такие моменты какой-то недосказанности. И он понял только сейчас, что зря приезжал сюда, к этому чудаковатому старцу.

Будило сразу же ускакал со своими гусарами вперёд по лесной дороге. Лишь стукоток копыт расколол тишину беспробудно дремавшей урёмы. И она зашумела, возмущаясь, что её разбудили, и где-то, в глуши, казалось, всех их поглотила…

Сапега вздрогнул: тёмная мысль, неясная какая-то, мелькнула у него. И он, отстраняясь от неё, нетерпеливо дёрнул повод аргамака и пустил его рысью вслед за Будило: всё туда же, к городу, к Ростову, к людям.

Глава 12 ХОДЫНКА

Объезжая полки, какие были у него на этот день в наличии, Рожинский тихонько ворчал: «Diabelskie sztuki!.. Psubzati!»[64]… Он был вне себя от того, что московитам кто-то донёс о положении в Тушино: что все ушли на Скопина, и лагерь ослабел, бери его хоть голыми руками. И вот сегодня рано утром дозоры сообщили, что московиты вышли из столицы и двинулись тремя полками в их сторону, тотчас же смяли их заставы. И ему самому пришлось собирать по крохам оставшиеся при нём роты. Он собрал их, построил, объехал и осмотрел, остановился с полковниками перед ними.