Вторжение в Персей (Сборник)

- Бьюсь об заклад, - горячился Вейнберг, - что Уэллс находится в состоянии полной растерянности! Если он хороший наблюдатель, то все видел и должен отказаться от своих прежних мнений о России.

- Разумеется, - заметил деликатнейший Яков Исидорович Перельман. - Уэллс, как настоящий художник, не может равнодушно воспринимать перемены, которые бросаются всем в глаза.

- Нет, Яков Исидорович, - возразил Рынин. - Такие люди, как Уэллс, не так-то просто расстаются со своими прежними убеждениями и представлениями. Не забывайте, что Уэллс художник не просто с буржуазным, а с британским - я подчеркиваю это - мировоззрением! Англичане упорны в своих взглядах!

В разговор вступил Александр Беляев:

- Меня лично интересуют взгляды и позиция Уэллса как писателя-фантаста. За последние десятилетия научно-фантастическая литература за рубежом невероятно деградировала. Убогость мысли, низкое профессиональное мастерство, трусость научных и социальных концепций - вот ее сегодняшнее лицо… Любопытно, что думает по этому поводу Уэллс? Ведь он по-прежнему остается властителем дум в этой области литературы…

- Одним словом, - заключил Борис Петрович, - Уэллсу предстоит жаркий разговор, если, конечно, он не увильнет от него чисто по-английски.

Наша беседа была прервана приходом Андриевского.

- Герберт Уэллс просит вас к себе в номер, - сказал он. Прошу не очень утомлять его расспросами, так как он устал после поездки в Колтуши. - Андриевский сделал небольшую паузу, а потом добавил: - Уэллс, кажется, чем-то раздражен…

- Ага! - усмехнулся Борис Петрович. - Вероятно, Иван Петрович поговорил с ним по душам…

- Но я надеюсь, - улыбнулся Беляев, - мы не станем его подробно расспрашивать об этом?..

В номере люкс навстречу нам поднялся высокий худощавый человек с седым коротким бобриком на толове, с глубоко посаженными внимательными, добрыми, но очень усталыми глазами. Борис Петрович Вейнберг после нескольких вступительных слов Андриевского представлял нас всех поочередно, и Уэллс, крепко пожимая каждому руку, приговаривал по-русски:

- Очень, очень приятно!

Он пригласил нас к круглому столу, уставленному вазами с фруктами, сэндвичами и бутылками с прохладительными напитками, придвинул ящик с сигарами. Все уселись, и при посредстве Бориса Петровича Вейнберга началась беседа. Тон, характер и содержание беседы лучше всего передать, если попытаться воспроизвести ее так, как она происходила, то есть «в лицах»:

УЭЛЛС. Я очень рад представившейся мне возможности встретиться со своими коллегами по профессии. Это, кстати, одна из главных целей моей поездки в Советский Союз. Дело в том, что после смерти Голсуорси я был избран президентом сообщества писателей «Пенклуб». В Москве я виделся с Максимом Горьким, с которым обсуждал вопрос о вступлении Союза советских писателей в «Пенклуб». Но Горький решительно отклонил мое предложение на том основании, что «Пенклуб», не делая никаких политических различий, в число своих юридических членов принял корпорации писателей гитлеровской Германии и фашистской Италии. Я лично был весьма огорчен, услышав из уст Максима Горького отказ…

ВЕЙНБЕРГ. Это произошло потому, что некоторые писатели Германии и Италии не хотят служить гуманизму, предпочитая поддерживать сумасбродные геополитические устремления своих диктаторов…

УЭЛЛС. Писатель, мой дорогой профессор, должен стараться по возможности быть вне политики. В противном случае его творчество может оказаться не свободным от влияния тенденции…

БЕЛЯЕВ. Мистер Уэллс, позвольте спросить, были ли вы как литератор абсолютно свободны от влияния тенденции, когда писали свой, я сказал бы, зловещий роман «Джоан и Питер»? От сюжетной концепции веет ужасом и безысходностью: в середине шестидесятых годов нашего столетия - новая мировая война… Бомбами чудовищной силы города расплавлены, человечество уничтожено. И от всей человеческой цивилизации уцелел лишь сломанный велосипед… И двое молодых людей, словно Адам и Ева, начинают новый человеческий род на развалинах старого мира. Разве этот роман не тенденциозен?

УЭЛЛС. У нас, любезный коллега, совершенно разные подходы к оценке сюжета. Я исхожу из всечеловеческого добра. Вы видите во всем лишь классовую борьбу…

ПЕРЕЛЬМАН. Я опасаюсь, что ваш превосходный роман «Борьба миров» в подтексте тоже имеет в виду классовую борьбу.

УЭЛЛС. Возможно, возможно… Простите, не вы ли тот самый Джекоб Перлман, который столь своеобразно интерпретировал мои произведения? Я читал вашу «Удивительную физику» - так она именуется в английском переводе.

ПЕРЕЛЬМАН. Тот самый…

УЭЛЛС (смеясь),…который так ловко разоблачил моего «Человека-невидимку», указав, что он должен быть слеп, как новорожденный щенок… И мистера Кейвора за изобретение вещества, якобы свободного от действия земного тяготения…

ПЕРЕЛЬМАН. Каюсь, было так, было… Но ведь от этого ваши романы не стали хуже.

УЭЛЛС. А я, признаться, так тщательно старался скрыть эти уязвимые места моих романов от взора читателей! Как же это вам удалось разгадать мои секреты?