Вторжение в рай

— Так и случилось, что наш предок, великий Тимур, — Тимур Воитель, чье имя означает «Железо» и чьи кони исходили кровавым потом, когда он скакал галопом через весь мир, — создал державу, не имевшую себе равных. Хотя в молодости он получил в бою тяжкую рану, и с тех пор одна его нога была короче другой, так что его одолевала хромота, он привел под свою власть земли, простирающиеся от Дели до Средиземного моря, от изобильной Персии до диких степей у Волги. Но удовлетворился ли этим Тимур? Конечно же нет! Даже в преклонные годы он оставался крепок и силен телом, тверд, как скала, и не ведал предела в своих стремлениях. Последний его поход, совершенный девяносто лет назад, был направлен против Китая. Грохот копыт двухсот тысяч всадников отдавался в его ушах, когда он выступил на врага, и победа, несомненно, осталась бы за ним, не реши сам всемогущий Аллах призвать его к себе, дабы великий завоеватель мог вкусить отдохновение в Раю, близ престола Всевышнего. Но как славный Тимур, пусть и воистину величайший из воителей, превзошедший даже другого твоего предка, Чингисхана, сумел сие совершить? Я вижу вопрос в твоих очах, и да, ты прав, задавая его.

Видя полнейшее внимание Бабура, эмир одобрительно погладил сына по голове и вновь возвысил свой полный поэтического воодушевления голос.

— Тимур был смышлен и отважен, но прежде всего он был великим вождем, умевшим вести за собой людей. Мой отец рассказывал, что глаза его были подобны свечам, лишенным блеска, и если человек встречался взглядом с этим приглушенным светом, то уже не мог по своей воле отвести взора. Тимур же заглядывал в самые души воинов, и вещал им о славе, что будет греметь эхом на протяжении столетий, шевеля безжизненную пыль, в которую обратятся к тому времени их погребенные в земле кости. А еще он вещал о сверкающем золоте и мерцающих драгоценных камнях, о стройных красавицах, чьи черные волосы подобны шелковым занавесям, какие они видели на невольничьих рынках его прекрасной столицы, в Самарканде. Прежде же всего рассказывал о том, что им, по праву рождения, предначертано владеть миром. И когда они внимали звучному голосу Тимура, он пробуждал в их разуме видения, а в сердцах такую отвагу, что они последовали бы за ним и сквозь пылающие врата ада. И не стоит думать, сын мой, будто Тимур был варваром…

Эмир столь энергично закачал головой, что бахрома, которой был отделан его малиновый, шелковый тюрбан, метнулась из стороны в сторону.

— Нет, он был воистину просвещенным мужем. Его столица Самарканд поражала красотой и великолепием зданий, слыла цитаделью учености и познаний. Однако Тимур знал, что завоеватель не должен позволять ничему — и никому! — становиться на своем пути, а потому в достижении цели не ведал сомнений и не допускал в свою душу жалость.

Эмир прикрыл глаза, словно видя воочию славные дни своего великого предка, о котором вещал с таким искренним восторженным возбуждением, что на лбу его выступили крупные капли пота, которые он утер желтым шелковым шарфом.

Бабур, как всегда воодушевленный навеянными рассказом отца образами, улыбнулся, показывая родителю, что разделяет его горделивую радость. Но тут, прямо на его глазах, лицо отца изменилось. Его глаза, только что светившиеся лихорадочным блеском, потускнели, выражение лица сделалось безрадостным, даже мрачным. Улыбка Бабура растаяла. Обычно отец завершал свой рассказ славословием Тимуру, но сегодня эмир продолжил унылым, дрожащим голосом:

— Но я, хоть и прямой потомок великого Тимура, — кто я таков? Чем обладаю? Всего лишь Ферганой, державой протяженностью в двести миль в длину и сто в ширину. Ты только посмотри на нее: пастбище для коз и овец, окруженное с трех сторон горами!

Взмахом руки он указал на возносящиеся ввысь, окруженные облаками пики горы Бештор.

— И это в то время, когда всего в трехстах милях к западу, мой брат правит золотым Самаркандом, а на юге, за хребтом Гиндукуш, мой двоюродный брат владеет изобильным Кабулом. Я же их бедный родственник, ничтожный и презираемый, хотя кровь в моих — и твоих! — жилах, та же самая, что и у них.

— Отец…

— И пусть все мы, чем бы ни обладали, потомки царственного Тимура, — прервал его эмир дрожащим от страсти голосом, — чего стоит любой из нас в сравнении с ним? Мы бранимся, словно вожаки мелких кланов, стараясь каждый удержать, а то и прибрать к рукам жалкие клочки его некогда великой державы. И моя вина в этом столь же велика, как и моих родичей.

Теперь его голос исполнился гнева.

— Восстань ныне Тимур из мертвых, он плюнул бы нам в лица, за всю нашу глупость и ничтожество. Каждый из нас с гордостью добавляет к имени титул «мирза», напоминая всем и каждому, что он потомок великого властелина, но захотел бы он, с той же готовностью, признать нас? Не пришлось бы нам пасть перед ним на колени и молить о прощении за то, что мы столь бездарно распорядились нашим наследием, забыв о былом величии?

Сильная рука правителя до боли сжала плечо Бабура.