Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Заслуживает упоминания еще один стимул, полученный ею от Хеллер. Еще до эмиграции в Австралию она начала интенсивно заниматься Ханной Арендт, которой позднее посвятила важные исследования. Разговоры с Хеллер об Арендт оставили немало следов в работах Петёфски. Особенно привлекла ее идея Арендт о «раскрытии личности в действии и слове», развитая Петёфски в «Vita activa».[885] Сочувственно она цитирует оттуда:

Кто ты? Разъяснение, кто есть кто, имплицитно дают слова, равно как дела; но подобно тому как связь между поступком и началом теснее, чем между речью и началом, слова явно более пригодны предоставить разъяснение в вопросе о кто, чем деяния. Поступки, не сопровождающиеся речами, утрачивают большую часть своего характера откровения.[886]

Петёфски с полным правом видела в этом утверждении подтверждение союза между языковым выражением и самоидентификацией. Эссе Арендт о Беньямине, посвященное во многом «спасительной» силе (рас)сказа, также укрепило Петёфски в ее размышлениях.

Живо отозвалась в ней и витгенштейновская теория элементарных предложений, аналогия которых с протокольностью Кертеса напрашивалась. В «Логико-философском трактате» она с удовольствием прочитала:

4.21. Простейшее предложение, элементарное предложение, утверждает существование атомарного факта. <…> 4.221. Очевидно, что при анализе предложений мы должны доходить до элементарных предложений, которые состоят из непосредственной связи имен. Здесь встает вопрос: как возникает пропозициональная связь?

Как и для Витгенштейна, позднее отказавшегося от этой своей теории, так и для Петёфски основная трудность заключалась в том, чтобы выйти за пределы отдельного предложения, отдельного утверждения – к «пропозициональной связи», иначе говоря, к сцеплению предложений и в конечном итоге к истории жизни. Как покажут ее поздние работы, этот шаг ей так и не удался; она так и осталась при дантовской «хронике».

После двух своих книг Петёфски покидает публичную сферу. На Западе она неизвестна, на родине ее знают, но по причинам, ей неприятным: по загадочному недоразумению ее принимают за сторонницу литературного реализма. Она написала как-то Агнес Хеллер: «Реализм имеет столько же отношения к реальности, сколько национализм – к нациям, а алкоголизм – к алкоголю».[887] Петёфски ушла в тень, но не перестала писать; напротив, стала писать много, может быть, даже чрезмерно. Жанр «хроники» она развила в обширную и дотошную документацию своей жизни и стала практиковать своеобразную, если не сказать своенравную, манеру писать автобиографию, приобретшую постепенно маниакальный, трагический характер. Ее плодом стала насчитывающая 1395 страниц «Хроника с января по март 1988 года», которая вышла незадолго до краха социализма в маленьком частном издательстве.[888]

Когда рухнул железный занавес, Агнес Хеллер, преподававшая в Мельбурне и Нью-Йорке, стала чаще посещать родину, где встречалась и с Надей. Работая в нью-йоркской Новой школе социальных исследований, Хеллер не раз пересекалась, в частности, с Жаком Деррида, и им случалось упоминать их общую венгерскую знакомую. В 1995 году Хеллер пишет Деррида о встреченной после многих лет Наде: