ВЦ - 2 (СИ)

Пальто красивое с дыркой на кармане «мама Тоня» очень аккуратно заштопала. Почти и не видно, а уж вечером и подавно. Сеанс был на восемь вечера и Вовка зашёл за Наташей чуть пораньше, хотел прогуляться на свежем воздухе, но нет. Генерал с генеральшей усадили за стол. И оправдания в виде: "сытого" и "полный живот" не проканали, тем более, что живот был полностью пустой, из-за этой огромной медленно движущейся очереди, поесть толком Фомин не успел. Сделал себе бутерброд… Не, бутерброд это хлеб с бутером, то есть, с маслом. А Вовка намазал на хлеб мёд, а значит, получился — мёдоброд. Стоп. Как там мёд по-немецки? Ага. Хониг. Съел два куска хонигброда и полетел, задрав хвост, на свидание.

Хорошо, что есть на свете «мама Тоня». Ели вареники с творогом. Макали в настоящую густую сметану. Красота.

Погулять уже не получилось. Зашли в кинотеатр, выпили в буфете стакан «ситро» почти не сладкого и уселись на свои места. Наташа фильм не видела. Она с первой минуты наклонилась вперёд и прямо отключилась, вся там, в горах Германии. Вовка взял её холодные пальчики в ладони и не почувствовал неприятия или протеста, девушка обхватила его ладони второй рукой. и так и просидела все полтора часа.

Всю дорогу киноманка щебетала о фильме, и что удивительно не о нарядах, и не о красивой мирной заграничной жизни, она говорила о сюжете и игре актеров, вспоминала весёлые или грустные моменты. А у квартиры позволила чмокнуть себя в щёчку и даже чмокнула сама в ответ. Ну, жизнь точно начинает налаживаться.

Почти счастливым Вовка выходил со двора, когда в этой самой подворотне увидет Толика и ещё троих парней. И ждали они, без всяких сомнений, именно его. И Толик не был самым здоровым, как в прошлый раз. Рядом стоял парень ростом с Фомина и не менее широкий в плечах, и в руках у этого здоровячка, который, не надо гадать с трёх раз, находится здесь, чтобы проучить зарвавшегося плебея, была велосипедная цепь.

Вообще, по идее, нужно бежать назад в подъезд и попросить консъержа-охранника вызвать милицию. Но ведь потом это станет известно Аполлонову, а значит и "маме Тоне", ну, и потом Наташе. Что лучше, быть побитым или быть посрамлённым? И ведь кастет, как назло, выложил из кармана пальто, собираясь в кино. Забыл совсем в какое время попал и какие тут нравы.

Драться, так драться, может удастся снова сыграть на слабо этого боксёра недоучки.

— А, Толик-сыкло. Сам-то боишься, кодлу привёл. Чем бы драка не закончилась, я Наташе скажу, какое ты сыкло и она всем в школе расскажет. Как там на тебя смотреть будут?

— Ты доживи до разговора, — оскалился сын главного по козлам.

Глава 19

Глава девятнадцатая

До утра не погаснет окошко, Глеб Жеглов и Володя не спят.

Пресловутая «Чёрная кошка» забоится наших ребят!

Глеб Жеглов и Володя Шарапов заслужили в боях ордена.

После мирного дня трудового, будь спокойна, родная страна!

Атас! Эй, веселей, рабочий класс. Атас!

Танцуйте, мальчики, любите девочек! Атас!

Пускай запомнят нынче нас, Малина-ягода. Атас!

Ата-атас!

— О, Володя, очнулся! — голос знакомый, но как сквозь толстую подушку, невнятный.

Вовка попытался открыть глаза, но ничего не получилось. Что вообще происходит, где он?

— Эй, молодой человек, вы меня слышите? — нет, это другой голос, а может и тот. Показался просто знакомым.

— Володя, хорош прикидываться, давай, говори, где чего болит. — Опять первый голос. Значит, разговорщиков двое.

— Пить, — точно, пить очень хочется, «в роте» прямо Сахара.

К губам поднесли стакан с тёплой противной водой. Фанты бы холодненькой. Настоящей, из газированного автомата после олимпиады Московской появившихся. Сейчас так не могут. Не та фанта.

— Володя, давай глаза открывай.

— Ох, блин. Голова.

— Голова болит, молодой человек, что голова? — второй голос.

— Болит. Раскалывается. — Фёдор ещё раз попытался открыть газа. О, один получилось. Над ним склонился человек высокий и тощий с чеховской бородкой. В одной руке он держал белую таблетку, а во второй стакан с той самой, наверное, противной тёплой водой.

— «Новальгин» тебе достал. Немецкий. Выпей. — Раздался голос слева, и Челенков повернул туда голову.

Там стоял не старый ещё мужчина в генеральском мундире. Аполлонов Аркадий Николаевич. Вспомнил Фёдор. Ешкин по голове! Какой Фёдор? Какой Иваныч? Какой Челенков? Он ведь сейчас Вовка. Владимир Павлович Фомин. И тут прямо рывком память вернулась. Вспомнил всё и ту драку в подворотне.

Нет. Надо было отступить. Не храбрость это, а дурость. Взрослый ведь человек семь десятков лет за плечами и полез в драку, как шестнадцатилетний пацан.

«Конечно», — хихикнули в голове, — «Сбежишь один раз, и потом всю жизнь будешь бегать».

Да, крепко перепало. Уже раздвоение личности началось.