Вуду

Луг для Сашки был особо любим. Он начинался сразу за огородом. Стоило только выйти со двора, перейти узкую, травяную, не наезженную улицу, перелезть через прясла и спуститься вниз по огородной меже до высоких верб, выросших из кольев, когда-то вбитых в мягкую и влажную, уже луговую землю. Заливаемый по весне, и ярко-зеленый, благоухающий сейчас, луг звенел стрекотом кузнечиков, жужжанием пчел, сухим шелестом почти прозрачных крылышек стрекоз и щебетом птиц. Для Сашки луг казался огромным, с множеством красок и наполненный жизнью. Среди жёлтых лютиков, бордового клевера, синих цветков чакона, величаво и гордо ходили аисты в поисках пищи. В мелкой протоке на одной ноге стояли цапли, выжидая момент для поимки зазевавшегося лягушонка, серые выпи при каждом шаге смешно вытягивали длинные шеи. По ровной и более сухой траве бегали друг за другом серые зайцы-русаки, уводя людей от места нахождения маленьких зайчат. Это зеленое травяное море представляло собой широкую низину, разрезанную вдоль, почки посредине неглубокой речной протокой, и отделяло деревню от леса. Направо луг спускался к реке, налево – уходил далеко, почти до соседней деревни. Перед лесом луг переходил в песчаный взгорок, где была колхозная бахча с одиноким неказистым шалашом сторожа деда Гриши и его лохматым псом по кличке Юденич. Многие старики в деревне воевали в гражданскую войну, и часто рассказывали ребятам о былых подвигах, а своим собакам давали такие клички, наверное, с целью не забывать о прошлом или подчеркнуть характер животного. В Сашкином дворе рос огромный кабель, названный дедушкой – хозяином дома, Колчаком.

Когда наступало время сенокоса, вся деревня была на лугу, все были заняты, всем было дело. Косари начинали звенеть косами рано-рано, когда солнышко только собиралось просыпаться, и утренняя роса, в виде мелких и свежих алмазов, покрывала тонкие стебельки трав. «Коси коса пока роса!»– говорили мужики, отбивали остриё полотен кос, крестились и становились в рядок друг за другом. И тут уже не отставай, не сбивайся с равномерного и строго ритма, одинакового и синхронного взмаха рук, иначе подрежут пятки!

Сашка с восторгом наблюдал как, казалось бы, неспешно, синхронно, словно единый, многорукий и многокосый организм, проходят косари, оставляя за собой ровные валки скошенной травы. Широкие, крепкие, потные спины и сильные руки, уходящих вдаль косарей вызывали у Сашки восторг и детскую зависть. «Вот скоро и я стану взрослым и таким же сильным, встану рядом и наравне с ними!»– была заветная Сашкина мечта.

По команде старшего косаря, этот единый организм останавливался. Мужики скручивали из газетных обрывков самокрутки, называемыми «козьими ножками», набивали их крепкой махоркой или табаком-самосадом. Перекуривали, вытирали пучком травы косы, отбивали их оселками, и вновь включался равномерный ритм работы. Когда солнце подходило к зениту, часам к одиннадцати работа прекращалась. Косари ели уху или крупяную юшку, приготовленную в большом котле на треноге, и ложились спать в шалаши, сооруженные заботливыми женскими руками. Часам к четырем по полудню, работа косарей возобновлялась и продолжалась до самого заката, а то и позже.

Женщины и девчата, красивые и стройные, с крепкими загорелыми икрами ног, в легких ситцевых платьях, с головами, укрытыми белыми косынками, завязанными на шее так, чтобы, максимально закрыть свои лица от палящего солнца, вооруженные граблями с длинными и острыми на конце древками, ворошили или сгребали уже подсушенную траву в небольшие копны. Такая работа не любит тишины. Над лугом в воздухе витали всеобщее веселье, смех, шутки и … песни. Это не просто песни, это протяжное, спокойное, идущее от сердца, из души, чистое и нежное выражение надежды и веры на счастье, на любовь! Поэтому, наверное, всякую работу в деревне женщины сопровождали пением. Так и работа спорится, и руки меньше устают.

Запах свежескошенной травы, клевера, который невозможно описать, до головокружения, до комка в горле наполнял Сашкины легкие! Чудесное, такое своё и родное женское пение, всеобщее весёлое людское настроение, заставляло усиленно колотиться Сашкино детское сердечко. Он восторженно воспринимал и впитывал в себя окружающий его мир, наслаждался удивительной природой родного края, и восхищался людьми, живущими в согласии с ней. Он был счастлив!

Сенокос для Сашки был ещё и трудовым крещением, которое он с честью выдержал ещё в прошлом году! Детям поручалось с утра наловить в протоке кобылкой рыбы для ухи косарям. Орудие лова – кобылка представляла собой сетку, натянутую на ивовый каркас в виде усеченного вдоль конуса, то есть плоское днище и полукруглый верх. Две детей брались за бока широкого конца кобылки и волокли её вдоль протоки, а третий заходил спереди и загонял в неё рыбу. За пару часов набиралось достаточно, чтобы прокормить и косарей, и женщин, да и ребятам было вдоволь.