Вуивра взяла его руки, сжала в своих ладонях и склонилась, чтобы прижаться к ним щеками, сначала одной, потом другой. У Арсена это вызвало раздражение. Среди проходивших по улице людей могли оказаться знакомые. И даже если бы ни на улице, ни на террасе кафе никого не было, всё равно, то, что она делала, выглядело смешно. Он убрал руки. Она положила голову ему на плечо.
— Сиди спокойно, — сказал он, отталкивая её. — Так вести себя нельзя.
Она улыбнулась и окутала его долгим, нежным и льнущим взглядом, который разозлил его ещё больше, чем её голова на плече. Она стала называть его разными нежными именами: мой кролик, мой козлик, мой кабанчик, мой золотой уж.
— Ты пришла в Доль пешком? — сухо спросил он.
— Нет, я села вчера вечером на поезд на вокзале в Моне.
— Значит, у тебя были деньги?
— Ну разумеется. Даром билеты никому не дают.
— И мне так кажется, но ведь деньги не растут ни на деревьях, ни в прудах.
Вуивра отвела взгляд в сторону, обнаружив некоторое замешательство и беспокойство.
— Я нахожу выход из положения, — ответила она отрывистым тоном, как бы призывая Арсена к большей корректности.
Соседи ели пирожные с кремом, купленные в городской кондитерской. Девочка, которая увидела гадюку в сумочке, должно быть, сказала об этом родителям, так как те смотрели теперь на Вуивру с подозрением. Это, похоже, нисколько её не стесняло и на одну из реплик Арсена, зацепившую какое-то воспоминание, она громко произнесла:
— Я припоминаю один случай, это было триста лет назад.
Вуивра стала рассказывать про осаду Доля в 1636 году. Она случайно оказалась в городке, когда французы предприняли его осаду. Это было довольно-таки забавно. Городские обыватели, обычно скучные и степенные, вдруг все засуетились, принялись как бешеные колоть противника, рубить, стрелять по нему из аркебуз, а при этом ещё и пьянствовали, волочились за девицами, почти не стесняясь собственных супруг. Однажды она увидела в траншее незнакомца по имени Конде, который командовал французской армией. Про него говорили, что он очень родовит. Тем не менее взять Доль он не смог и ушёл несолоно хлебавши. Его сыну, которого называли Великим, хотя он был среднего роста, несколько лет спустя посчастливилось больше.
— Для жителей Франш-Конте времена тогда были тяжёлые. В сражениях участвовали всякий раз по три, по четыре армии: французы, немцы, хорваты, швейцарцы — все мародёры, распутники и головорезы. Но хуже всех были шведы. Они замуровывали крестьян в пещерах и подземельях, где те прятались. Я видела, как эти несчастные блуждали по лесам. И я не одного спасла тогда из когтей шведов.
— Мне пора ехать, — прервал её Арсен. — Скоро уже двенадцать часов.
— Ты отвезёшь меня на своей повозке?
Арсен не посмел отказать, так как подумал, что вскоре она ему пригодится. Придя на ярмарочную площадь, они увидели, что Реквием спит в повозке, положив голову на соломенную подушку. Рядом с ним лежали две пустые литровые бутылки.
12
Арсен остановил повозку у развилки, откуда дорога уходила на Арсьер, и Вуивра сошла с неё. Перед тем как углубиться в лес, она чуть было не напомнила ему о данном ей обещании, но заметив, что Реквием просыпается, только поблагодарила Арсена. Он церемонно приподнял фуражку, так, будто они были незнакомы, и объяснил Реквиему:
— Эта женщина едет в Арсьер. Она попросила меня подвезти её.
Реквием, стоя в повозке на коленях, смотрел, как удаляется изящный силуэт.
— Её можно было бы принять за Робиде, — заметил он. — И походка такая же, и всё остальное. Как только я проснулся, как только увидел её лицо, ты мне скажешь, я брежу, но я подумал, что это Робиде. Не знаю, обратил ли ты внимание, но только у неё точно такой же маленький ротик, такой же нос и вид такой же, когда она улыбается. То-то я удивился, можешь себе представить.
Говоря это, он встал, а затем уселся на доску, на то место, где только что сидела Вуивра. Арсен тряхнул вожжами, и лошадь потрусила дальше. До деревни оставалось не больше километра, и он подумал, что будет дома в два часа пополудни. Вскоре после того как они выехали из Доля, небо заволокло тучами, подул почти холодный ветер, так что лошадь могла бежать довольно быстро, не уставая. Вуивра, когда ехала в повозке, лишь понюхала этот ветер, посмотрела на облака и сразу же сказала: «Только что была гроза в шальском лесу над самой Вьей-Луа». По её словам, она умела предсказывать погоду за день, а то и за два, и на вопрос Арсена сообщила, что послезавтра весь день будет лить дождь. Но из всего их долгого разговора в повозке больше всего его поразили слова Вуивры по поводу сестры Жюльетты.
— Ты в хороших отношениях с крупной девицей, что живёт у Мендёров и выглядит, как шведский гренадер?
— Это старшая сестра Мендёров, а мы в ссоре со всей их семьёй.
— Ты сейчас говоришь мне неправду, я видела, как в воскресенье утром она выходила из риги вашего дома.
— Это возможно. В воскресенье утром я ходил на мессу и ничего не могу сказать. Хотя всё это странно.
— Она даже нагнулась, проходя под дверной притолокой. Женщине смешно быть такой крупной. А какая грудь!