Слова, которые он произносит в ответ, так и не встав с колен, проникновенны и красноречивы.
Генрих смотрит печально:
– Бог мой, а у вас неплохо подвешен язык, мастер Кромвель.
Сохраняя внешнюю торжественность – и борясь с желанием улыбнуться во весь рот, – он выходит.
Ну что, что он сказал, налетает на него Норфолк. Да так, ничего особенного. Слова порицания, которые я должен передать кардиналу.
Маршрут проложен. Кардинальский скарб грузят на барки до Гулля, оттуда его будут переправлять по суше. Он сбивает цену у лодочников.
Пойми, объясняет он Рейфу, тысяча не так уж много, когда в путь отправляется кардинал.
– Во сколько вам обошлось это безнадежное предприятие?
Есть долги, которые невозможно отдать.
– Я помню тех, кто мне должен, но, видит Бог, и своих долгов не забываю.
– Скольких слуг он взял? – спрашивает он Кавендиша.
– Всего сто шестьдесят.
– Всего. – Кивает. – Хорошо.
Хендон. Ройстон. Хантингдон. Питерборо. Он высылает гонцов вперед, с подробнейшими указаниями.
В вечер перед отъездом Вулси протягивает ему сверток. Внутри что-то маленькое и твердое. Печать или кольцо.
– Откроете, когда меня не станет.
Люди входят и выходят, вынося из кардинальских покоев сундуки и связки бумаг. Кавендиш слоняется, не зная, куда пристроить серебряную дарохранительницу.
– Вы не едете на север? – спрашивает кардинал.
– Я приеду за вами, как только король призовет вас обратно.
Кромвель верит и не верит своим словам.
Кардинал встает. Момент тягостный. Он, Кромвель, опускается на колени за благословением. Кардинал протягивает руку для поцелуя. От него не ускользает, что кольцо с бирюзой исчезло. Несколько мгновений кардинальская рука медлит на его плече, большой палец застыл на подключичной впадине.
Пора. Все давным-давно сказано, и нет нужды в добавлениях. Ими незачем приукрашивать свои деяния, ни к чему выводить из них мораль. Не время для объятий. И если кардинал не видит прока в словах, то он и подавно.
Он не успевает дойти до двери, а Вулси уже отворачивается к камину. Подтягивает кресло ближе к огню, поднимает руку, чтобы защититься от яркого пламени. Рука замирает в воздухе: но не между Вулси и камином – между Вулси и закрываемой дверью.
Кромвель выходит во двор, забивается в нишу, куда не проникает солнечный свет, приваливается к стене. Плачет. Только бы нелегкая не занесла сюда Джорджа Кавендиша, который все аккуратно запишет и сделает из этого пьесу.
Он тихо сыплет ругательствами на разных языках, кляня суровость жизни, свою слабость. Мимо снуют слуги, выкликая: лошадь мастера Кромвеля! Эскорт мастера Кромвеля у ворот! Он вытирает слезы и уезжает, щедро раздав монеты.
Дома слуги спрашивают, следует ли теперь закрасить кардинальский герб? Бога ради, ни в коем случае! Напротив, подновите. Он отходит, разглядывает герб.
– Подкрасьте галок. И на шляпу добавьте багрянца.
Он плохо спит. Ему снится Лиз. Узнала бы она его в человеке, каким он поклялся стать: непреклонном, снисходительном, хранителе королевского спокойствия?
К рассвету он засыпает. Просыпается с мыслью: сейчас кардинал садится на лошадь – почему я не с ним? Пятое апреля. Джоанна встречает его на лестнице, целомудренно целует в щеку.
– Зачем Господь нас испытывает? – шепчет она.
– Боюсь, нам не пройти испытания, – также шепотом отвечает он.
Наверное, придется ехать в Саутвелл самому, говорит он. Я съезжу, вызывается Рейф. Он составляет список: проследи, чтобы дворец архиепископа хорошенько вычистили; кухонную прислугу найми в «Королевском гербе»; не забудь заглянуть в конюшни; разыщи музыкантов. В прошлый раз я заметил прямо у дворцовой стены свинарник: найди владельца, заплати и вышвырни вон. Не пей в «Гербе» – эль там похуже, чем у моего папаши.
– Сэр, – мнется Рейф, – не пора вам оставить кардинала?
– Запомни, это тактическое отступление, не бегство.
Рейф и Ричард думают, что он ушел, а он зарылся в бумагах в соседней комнате. Слышно, как Ричард говорит:
– Он действует по велению сердца.
– Ему не привыкать.
– Но куда отступать генералу, если тот не знает, где враг? Король так двойственен, когда дело касается кардинала.
– Отступать можно прямо в руки врага.
– Иисусе! Думаешь, наш хозяин тоже двойственен?
– По меньшей мере тройственен, – говорит Рейф. – Что за выгода бросать старика, навеки заслужив имя дезертира? А сохранит верность – глядишь, что-то и выгорит. Для всех нас.
– А ну проваливай, свинтус! Кто еще, кроме него, подумал бы о свинарнике? Томас Мор о свинарниках и не помышляет!
– Нет, Мор принялся бы увещевать свинаря, добрый человек, близится Пасха…
– … готов ли ты принять святое причастие?
Рейф хохочет.
– Кстати, Ричард, а ты готов?
– Кусок хлеба я могу съесть когда угодно.