Вулкан жив

На нем была черная броня, в которой я видел его лишь однажды и которая никак не указывала ни на Лунных Волков, бывших с ним вначале, ни на Сынов Гора, следовавших за ним позднее. Всего лишь доспехи — но в них чернота исходила от него волнами, словно не в броню он был закован, а в какую-то темную сущность. Такое ощущение уже возникало у меня раньше, я предчувствовал, во что он превращается, но, к своему стыду, не попытался этому помешать. С груди на меня смотрело око, ярко-оранжевое, как солнце Ноктюрна, но лишенное того искреннего жара, что отличает природный огонь.

Он схватил меня за подбородок когтистым силовым кулаком, и я почувствовал, как сжались лезвия.

— Что тебе от меня надо? Хочешь убить меня, как убил моих сыновей? Где эта тюрьма, в которую ты меня заточил?

Когда глаза наконец восстановились благодаря дарам, которыми наделил меня мой выдающийся отец, и ко мне вернулось зрение, я увидел лишь тьму. Она напомнила мне о тени, брошенной на меня Керзом, когда я был в его власти там, на пустошах Исствана.

— Ты прав в одном, — сказал Гор, и голос его начал меняться по мере того, как ко мне возвращалась ясность сознания, острота чувств и твердость духа, — ты пленник. Думаю, весьма опасный. А что касается моих целей, — тут он опять засмеялся, — я, честно говоря, пока не знаю.

Я моргнул один раз, второй, и лицо передо мной изменилось, став лицом того, в чье присутствие здесь мне просто не верилось.

— Робаут?

Мой брат, примарх Тринадцатого легиона Ультрамаринов, обнажил гладий. Меч, судя по его виду, был церемониальным оружием, никогда не обагрявшимся кровью.

— Значит, его ты видишь? — спросил Жиллиман, сощурившись, после чего вонзил клинок в мою обнаженную плоть.

Лишь тогда я осознал, что на мне нет брони, и почувствовал кандалы на запястьях, лодыжках и шее. Гладий вошел глубоко, обжигая поначалу, но потом металл в ране похолодел. Он погрузился в мою грудь по самую рукоять.

Мои глаза расширились.

— Что… что… это?

Дыхание прорвалось из легких, поднялось к горлу с кровавой пеной, заставило меня подавиться.

Он засмеялся:

— Это меч, Вулкан.

Я заскрежетал зубами, сжав от гнева челюсти.

Жиллиман наклонился ко мне, так что его лицо скрылось из вида, но я почувствовал на щеке его могильное дыхание и услышал вновь изменившийся голос.

— О, думаю, мне это понравится, брат. Ты мое удовольствие определенно не разделишь, но я его получу.

Он зашипел, словно наслаждаясь мыслью о пытках, которые уже начал для меня готовить, и в сознании возник образ мягких кожистых крыльев. Я стиснул челюсти, поняв, кем на самом деле был мой мучитель, и его имя вырвалось сквозь сжатые зубы, как проклятие.

— Керз.

Персона нон грата…

Воин в багровых доспехах, пошатываясь, вступил в комнату сквозь что-то, похожее на разрез в вуали — сквозь нанесенную ножом рану в реальности, позволившую ему сбежать в благословенную тьму.

Все это время, все эти дни, Вальдрекк Элиас ждал в святилище возвращения своего господина. Было предсказано, что его ждет унижение от рук магистра войны. Было известно, что Гор бросит вызов Пантеону и что Эреба оставит собственный отец. Но участь мученика была не для него. Ему была предначертана великая, вечная слава.

Так сказали Элиасу, и потому он ждал.

А теперь он прижимал к себе жалкое тело, истерзанное и разбитое, изуродованное воинами, которые считались союзниками.

— Благословенный господин, вы ранены…

Голос Элиаса дрожал: от страха, от стыда, от гнева. Кровь заливала весь пол. Темно-красные ручейки стекали в желобки символов на железных плитах, и по мере того, как выгравированные изображения заполнялись кровью, над ними начинало разливаться зловещее свечение.

Элиас забормотал, чтобы не дать мерцающему свету перерасти в что-либо, что он не сможет контролировать. Он сомневался, что его господин сейчас смог бы ему помочь. Комната была святилищем, кровь в ней не должна была проливаться напрасно.

Склонив голову, опустив глаза в пол, его господин дрожал и скулил от боли. Нет… не от боли.

Это был смех.

Элиас перевернул Эреба и увидел обезображенное лицо — обернутый в окровавленную плоть череп, с которого смотрели белые глаза. Покрытые красным зубы стучали в безгубом рте, сжимались в оскале и раздвигались, когда он дышал.

Элиас пришел в ужас:

— Что с вами сделали?

Эреб попытался ответить, но не смог: его вырвало алым комком.

Ученик поднял господина и понес на руках, прижимая к груди почти бессознательное тело и не обращая внимания на вес боевой брони.

Двери святилища, ведущие в коридор, разошлись со свистом спущенного давления и жужжанием скрытых сервоприводов. Апотекарион был недалеко.

— Урок… — прохрипел наконец Эреб, выдавив слова сквозь кровь в горле.

Элиас замер. Капающая кровь отбивала четкий, звонкий ритм по настилу. Он наклонился к Эребу, и вонь меди усилилась.

— Да?

— Урок… для тебя.

Эреб бредил, был на грани сознания. То, что с ним сделали, едва его не убило. Тот, кто это с ним сделал, едва его не убил.

— Говорите, господин, — прошептал Элиас со всей горячностью и преданностью фанатика.