— Действительно, — согласился Костя, — было, что снять. Но не было операторов. Картина осталась незафиксированной.
Предсказание Кости относительно скорого знакомства с «девушкой Наташей» сбылось на другой день.
Всей группой мы собирались навестить молодой конус, который пока что видели только с моря. Сначала хотели идти пешком, но Костя предупредил: по прибойной полосе не пройти, там есть непропуски — такие места, где берег обрывается прямо в море, а верхней дорогой — пять километров с крутыми подъемами. Надо было подумать о Николае Якунине, боль в его ноге не проходила. Альпинист — и такая неудача: оступился при высадке с корабля.
Оценив наши возможности, Геннадий решил использовать самый короткий и удобный морской путь.
В лагере было две лодки — «Казанка» и «Прогресс». Они стояли в заливе, в нескольких метрах от берега, привязанные к веревке, которая была протянута между вбитым на берегу мертвяком и заякоренным железным буем с раздутыми, как у юлы, боками.
В последний момент оказалось, что ни один из моторов заводиться не хотел.
— Что это вы с ними сделали? — сурово спросил Геннадий стоявшего рядом Костю.
— Да понимаешь, — Костя почувствовал себя неуверенно. По тону начальника экспедиции он догадался, что сейчас может последовать накачка. Виноват не виноват, но так выходило: за все, что не понравится начальнику в действиях прежней группы, отвечать будет он, Костя Скрипко. — В общем, тут так получилось. Высаживались мы возле потока — накатик был приличный, ну и, сам понимаешь, пришлось прыгать в воду, чтобы вытаскивать лодку на руках. Сеня увидел — пришел в восторг. Говорит, очень красиво это у вас вышло, надо бы отснять. Сняли, как принято, три дубля. Сюжет — высадка десанта у потока в накат. Короче, пока туда-сюда дергались, попала в помпу вода с пеплом. Помпа и засорилась. Она бы и так рано или поздно засорилась. Сейчас сам увидишь: вода возле потока — не вода, а каша. Пересыщена взвешенным пеплом.
Геннадий все с той же суровостью улыбнулся.
— Складывается впечатление — вы не столько работали, сколько позировали.
— Насчет работы — зря, — возразил Костя. — Но был и такой грех: позировали.
— Ты, конечно, первый. Костя на лаве. Костя с бомбой в руках. Костя ныряет в ядовитое облако.
— Не совсем так, но в целом соответствует.
Надеясь развеселить начальника, Костя ухватился за новую тему.
— Один товарищ — обойдемся без фамилии — специально для киношников спускался во вторую воронку. Все там побывали, но это, повторяю, специально. А у нее на дне — замкнутая полость. Газы оттуда не выходят, получается такой застоявшийся сероводородец. Товарищ разок спустился, Сеня говорит: «Спасибо, давай еще. Для дубля». Он — еще. «А теперь, — говорит Сеня, — сделаем последний дубль, и больше я вас не отвлекаю». Поотнекивался товарищ, но полез и в третий раз. А вышел — зашатался. Я его еле откачал.
— Артисты, — недовольно поморщился Геннадий.
— Не возражаю. Но, думаю, начальник, тебе тоже придется позировать.
Геннадий засмеялся.
— Ну, Костя, наверно, ты пообещал.
— Разговора не было, но это неизбежно. Приехали свежие люди, а съемки не окончены. Пепловых выбросов и всего остального у них достаточно. Людей тоже. То есть рядовых тружеников науки. А спрашивается: кто ими руководит? Есть начальник у этой толпы?
— Да ну тебя, — со смехом отмахнулся Авдейко и, обращаясь ко мне, спросил:
— Теперь ты понимаешь, почему я не люблю брать корреспондентов?
Залив пересекали на малом ходу, опасаясь водорослей, которые густо лежали на поверхности воды и могли намотаться на гребной винт. Так же неторопливо, только в обратном направлении, двигалась по правому борту лента берегового обрыва. Обрыв был многослойным. Каждый отчетливо проступавший слой ровным горизонтом тянулся во всю длину берега. Сразу под верхушечной зеленью толщиной в несколько метров шел крепко сдавленный временем слой рыхлой породы. Под ним — очень мощный каменный пояс, казавшийся сплошным слитком. Снова — рыхлый слой и снова — камень.
— Посмотри, — сказал Геннадий, — перед тобой несколько поколений лав и пеплов.
— Они случайно не из нашего грота выпущены?
— Вряд ли. Скорее, вот из этого жерла.
Мы поравнялись с мысом Бакланьим, и Геннадий, показывая на его ровно стесанный каменистый лоб, продолжал:
— Редкий для тебя случай. Ты видишь жерло древнего вулкана в вертикальном разрезе.
— Жерло?.. Я представлял его в виде трубы, по которой поднимается магма.
— Тогда вообрази, что ее забило лавовой пробкой. Этот мыс, можно сказать, и есть пробка, расколотая по вертикали.