Вундеркидз. Поместье Уэйкфилд

Зак резко оттолкнул руки Вайолет. Картина напомнила ему о том, кем он хотел стать для Ники, и это не шло в сравнение с мрачным воспоминанием о том, кем он был до нее. Зак хотел поступать правильно. Быть правильным человеком. Нет, он не поставит Вайолет под угрозу. Он не станет использовать ее ради того, чтобы почувствовать себя лучше. У него есть миссия, есть план.

– Вайолет, я думаю, тебе следует уйти. Не возвращайся сюда.

Вайолет вздрогнула, открыла было рот, но ничего не сказала.

– Мне жаль, – проронил Зак, уходя.

Он выразился не фигурально. Проходя мимо знакомой картины, он осознал, что лгал себе, считая, будто был свободен до того, как встретил Нику. Ни одного дня в этом страшном заброшенном доме, в этой жизни, не был он свободен. Именно Ника сделала его свободным. Она привнесла смысл в его жизнь, она помогла ему справиться с безумием.

Взамен теперь он ее найдет и освободит.

Одна из безымянных горничных молча подала Заку ланч в его комнату. Парень не сомневался, что ей строго велено избегать зрительного контакта с ним. Он съел сэндвич, не ощутив его вкуса, не отрывая глаз от портрета своей матери на тумбочке. Зак поймал себя на мысли, что ее улыбка напоминает «о волшебных крепостях из подушек и матрасов, о таинственных огнях летней ночью на террасе».

Зак нахмурился. Ему не понравился такой ход мыслей. Он не хотел вспоминать о ее жизнелюбии, о ее способности вносить лучик света в любой, самый непроглядный мрак.

У его матери Мюриэль не было денег. Вероятно, она была единственной из Уэйкфилдов, которая могла этим похвастать. Ее лишили доступа к семейному состоянию за подростковую беременность и последующее непослушание. За вечный бунт и нежелание подчиняться семья отреклась от нее. Несколько лет они с Заком как-то перебивались. Он не мог вспомнить, что был беден, но мог вспомнить запах плесени в крошечных квартирках; магазины «Все по 99 центов» с неоновым освещением; арендодателей, сердито стучащих в двери, пока они с матерью прятались в темноте. Но его мать как-то справлялась со всем этим. Пока однажды не смогла справиться.

В тот день она привела Зака в поместье Уэйкфилд, прося о милосердии. Митчем принял их. Зак узнал, как одиноко в огромных комнатах и залах дядиного поместья. Митчем выставил множество требований к их пребыванию здесь: в частности, Заку больше нельзя было спать в одной постели с матерью, ему назначили репетиторов и преподавателей языка и уроки этикета.

Через некоторое время Мюриэль сказала, что чувствует холод этого дома на щеках сына и прохладу мрамора на его коже. Она пыталась поднять ему настроение. Она хороша была в изобретении игр и тайных языков.

– Дядя Митчем заботится о лучшей жизни для нас, – говорила Мюриэль, улыбаясь, и это всегда почему-то звучало как попытка оправдаться.

Однажды она купила Заку секретного хомяка. Мальчик назвал его Ролексом в честь предпочитаемого Митчемом бренда часов. Ему показалось забавным назвать секретного хомячка в честь вещи человека, от которого он должен был держать этого малыша в тайне. Дополнительным бонусом было то, что Ролекс любил кататься в пластиковом шаре, и это бесконечно забавляло Зака. Он любил играть с хомяком и подолгу возился с ним.

Несколько месяцев спустя Мюриель пришла в голову мысль отправиться с Заком в поход. Митчем был против, но Зак не мог вспомнить, почему именно. Мама сказала, что им придется уехать без Ролекса, но пообещала оставить ему достаточно еды и воды, чтобы тот смог спокойно дождаться их возвращения.

Зак волновался – а что, если Ролекс съест и выпьет все за один присест? Он рассказал о Ролексе горничной и попросил ее никому не говорить о нем, но поить и кормить хомяка.

Когда Зак вернулся из кемпинга на озере, Ролекс был таким же холодным и твердым, как гранулы его корма. Его неподвижные глаза смотрели из клетки так, словно он был чем-то потрясен. Горничную уволили. Как ни мал был Зак, он понял, что случилось: Митчем нарочно устроил так, чтобы Ролекс умер.

– Мы устроим ему хорошие похороны, – прошептала мама, сверкнув глазами, в которых стояли слезы, и сжала в ярости кулаки.

Она взяла Зака за руку и стиснула его маленькую ладонь, когда тот смотрел на застывший комочек меха, который так любил гладить и прижимать к себе. Он не плакал.

– Я не хочу, чтоб его съели черви, – сказал Зак.

– Тогда мы его кремируем, – предложила Мюриэль.

Мальчик кивнул.

Они потратили полчаса на приготовления – как бы невзначай срезали самые красивые розы из розария Митчема и стащили кружевную салфетку и длинные спички из кухни. Церемонию решили устроить у старого дуба на заднем дворе. Зак положил завернутого в кружевную салфетку Ролекса на землю возле корней.

Мюриэль достала бутылку янтарной жидкости – Зак узнал ее, бутылка была из дядиной гостиной. Мама налила немного жидкости на салфетку, а затем разложила розы вокруг белого свертка.

Когда она подожгла все это, первой сгорела салфетка. Зак не дрогнул. Выражение его лица не изменилось, когда он увидел крошечное тельце, пожираемое пламенем. Сначала мех, затем плоть, потом обуглились косточки.