Вурдалак

– Ловцов – наш фельдшер, оправдывая свою фамилию, весьма ловок, за ним глаз да глаз нужен. Но дело свое знает, шельма, иначе я его давно выгнал бы.

Владимир боролся с желанием возразить психиатру, заявить, что он рассчитывает на работу, соответствующую полученному образованию. Однако внутренний голос его остановил: «Не спеши, осмотрись, может, эта работа вообще тебе не подойдет и ты отсюда уедешь. Ведь тебе не приходилось иметь дела с настоящими психическими больными, и ты имеешь весьма смутное представление о том, как их лечить».

Мысли Владимира переключились на фельдшера, который должен был вот-вот прийти. Видимо, это была прелюбопытная личность, раз о нем уже несколько раз упоминалось и судя по тому, как его охарактеризовал заведующий отделением. «Интересно, в каких проступках был уличен Ловцов и почему заведующий отделением так им дорожит?»

В кабинет вошел статный мужчина лет под сорок, приятной внешности, с живым умным взглядом карих глаз. На нем был серый халат. Геннадий Львович представил ему Владимира.

– Весьма, весьма приятно! – Фельдшер широко, по-дружески улыбнулся и протянул Владимиру руку: – Ловцов Дмитрий Фролович.

– Покажи новому лекарю подопечных лекаря Нестеренко, – приказал Геннадий Львович и обратился к Владимиру: – А вы не стесняйтесь, интересуйтесь, как можно больше спрашивайте у своих коллег, у меня – я всегда к вашим услугам!

Вначале Ловцов провел Владимира в фельдшерскую, где выдал ему чистый белый халат. Затем они двинулись по пустому длинному больничному коридору, с одной стороны которого располагались двери палат.

– Палаты всегда закрыты? – Владимир с интересом поглядывал на двери – что за ними скрывается?

– Открываем поочередно на два-три часа. Так проще больных контролировать. Вы, верно, проходили практику на кафедре психиатрии у профессора Сикорского? – поинтересовался Ловцов.

– Нет, на кафедре хирургии, а в психиатрическое отделение попал по воле случая. Профессор Сикорский читал нам лекции, и представление о психических и нервных заболеваниях я имею.

– Теперь у вас есть возможность увидеть все это воочию. – Ловцов улыбнулся и пошутил: – И при желании пощупать.

Фельдшер открыл палату под номером «3», и Владимир с некоторой опаской переступил порог. Первое, что он отметил, – это затхлую, душную атмосферу давно не проветривавшегося помещения.

Перед ним была огромная комната, где находилось восемь коек. Больные были в длинных серых байковых халатах, изрядно поношенных, из-под которых выглядывало нижнее белье – серые рубашки и кальсоны. Каждый занимался тем, что было ему угодно. Кто сидел на кровати, кто лежал. Кудрявый коротышка мерил комнату шагами, высокий тощий больной застыл в странной позе – он стоял с раскинутыми в стороны руками, изображая крест. У зарешеченного окна замер молодой человек с буйной шевелюрой, тоскливо глядя наружу.

Больные выглядели вполне обычно, как нормальные люди, но позже, общаясь с ними, Владимир понял, что они находятся тут не случайно. Ловцов сообщал имена пациентов, давал им краткие характеристики, называл заболевание каждого и применяемое лечение.

В палате находились люди как старшего возраста, так и совсем молодые. Ловцов подвел Владимира к молодому человеку приблизительно одного возраста с новым лекарем, с густыми всклокоченными волосами, одетому, в отличие от других пациентов, в пижаму из недешевого материала. Он сидел на кровати у окна, то и дело поправляя очки, словно желая убедиться, что они на месте, и читал книгу.

– Как ваше самочувствие, господин Лещинский? – спросил у него Ловцов.

Молодой человек отвлекся от чтения, отложил книгу и снял очки:

– Благодарю, чувствую себя прекрасно, господин фельдшер. Интересуюсь, когда вы соблаговолите меня выписать из сего богоугодного заведения?

– Вы же знаете, это зависит не от меня.

– Мне вот кажется, – голос Лещинского стал переходить на визг, – что меня тут держат значительно дольше, чем требуется!

– Не волнуйтесь, господин Лещинский, все делается для вашего блага.

Владимир скользнул взглядом по названию раскрытой книги, лежащей верх обложкой – «Так говорил Заратустра».

– Хочу вам представить нового лекаря – Владимира Ивановича. Он будет помогать доктору Нестеренко…

– Не порите чушь! – резко прервал его Лещинский. – Я завтра покину вашу богадельню! – И он демонстративно уткнулся в книгу, показав тем самым, что разговор окончен.

Подойдя к Владимиру, понизив голос, Ловцов пояснил ему на ухо:

– Лещинский психопат, истерик, с ним надо быть очень осторожным. Чуть не убил товарища по учебе, ему светила тюрьма, но у него очень богатые и влиятельные родители, вот он и оказался здесь.

На кровати, опираясь на подушку, полулежал плотный мужчина небольшого роста, с неопрятной бородой и выпученными, как при испуге, глазами; руки у него постоянно тряслись, речь была невразумительной.

– Купец Пантелеймон Куляба. Болезнь Паркинсона – безнадежный случай, – пояснил Ловцов, не обращая внимания на то, что мужчина их слышит.