Введение в чтение Гегеля

Так, вопреки видимости, Раб работает (также и) на себя. Конечно, Господин пользуется его трудом. Подвергнув отрицанию свою животную природу, поскольку он рисковал жизнью в Борьбе за Признание, Господин осуществил свою человечность. Таким образом, он в отличие от животного может усваивать, как это делает Человек, специфически человеческие продукты рабского труда, даже если не распоряжался производить их: он в состоянии пользоваться произведениями ремесла и искусства, хотя бы поначалу и не «желал» их. Поэтому он также изменяется в зависимости от изменений, привносимых Трудом Раба в Мир налично-дан- ного. Но коль скоро сам он не трудится, то изменения, происходящие вокруг него, а значит и в нем самом, производятся не им. Господин меняется /evolue/, потребляя продукты рабского труда. Но Раб предлагает ему больше того и не то, что тот «желал» и распоряжался производить, и он потребляет эту (подлинно человеческую, не-природную) надбавку невольно и, так сказать, «в принудительном порядке», подвергаясь некоторой дрессировке (образование) со стороны Раба, раз уж он вынужден насиловать свою природу, потребляя то, что тот ему поставляет. Он, следовательно, «претерпевает» Историю, но не творит ее. Если Господин «развивается» /evolue/, то это пассивная эволюция, сходная с эволюцией Природы или какого-нибудь животного вида. Раб, напротив, развивается по-человечески, т. е. осознанно и по своей воле, значит действенно, или свободно (со знанием дела подвергая себя отрицанию). Отрицая Трудом собственную налично-данную Природу, он возвышается над ней и вступает с ней в отношение (отрицающее). Тем самым он обретает самосознание, а значит, и сознание того, чем он не является. Сущности, творимые его трудом и, следовательно, не обладающие природной реальностью, представляются ему идеальными сущностями, т. е. «идеями», каковые являются ему в качестве «образцов», или «проектов», в его работе¹. Человек, который работает, думает о том, что он делает, и говорит об этом (точно так же он думает о Природе и говорит о ней как о «сырье» для производства); и только лишь думая и разговаривая, Человек может действительно работать. Так, у работающего Раба есть сознание того, что он делает, и того, что он сделал: он постигает преобразованный им Мир и понимает, что должен измениться сам, если хочет к нему приспособиться; он, стало быть, хочет «не отстать от прогресса», который воплощается им самим и раскрывается в его же речах[301].

Таким образом, Труд и есть аутентичное «проявление» /apparition/ Отрицательности, или Свободы, ибо именно он делает Человека диалектическим сущим, таким, которое не остается извечно тем же самым, но непрестанно становится иным, отличным от того, чем оно реально является в налично-данном и в качестве налично-данного. Борьба и воплощающий ее Господин являются, так сказать, катализаторами Истории, или диалектического «движения» человеческого существования: они порождают это движение, но сами оказываются в стороне от него. Господство в глазах Господ (истинных) неотторжимо от них, ни один из них не «снял» сам (в той мере, в которой он — Господин) своей природы Господина, чтобы сделаться чем-то иным, чем он есть (ведь в таком случае ему пришлось бы стать Рабом); если Господа как-то эволюционировали, то их эволюция была чисто внешней, или «материальной», не подлинно человеческой, т. е. желаемой, а человеческий смысл Борьбы, т. е. смертельный Риск, не изменился со сменой эпох, несмотря на то, что более или менее порабощенные работники поставляли сражающимся новые виды оружия. Только лишь